Память, что зовется империей

– Это Два Картограф, – сказала Пять Агат. – Простите. Обычно в этот час в библиотеке и правда никого.

Два Картограф по прозвищу Карта. Махит улыбнулась.

– Ничего страшного, – сказала она. – На Лселе везде носятся дети – обычно большими ясельными возрастными группами, – в его возрасте я куда только не влезала. Я не против. Ваш?

– Мой сын, – сказала Пять Агат, а потом с немалой гордостью: – Мой сын из моего тела.

В Тейкскалаане это было необычно – на Лселе неслыханно. Женщина, что растит ребенка в собственной утробе, а не искусственной, – роскошь, которую станция попросту не могла себе позволить: ведь женщины могли умереть или подорвать свой метаболизм или тазовую диафрагму, а женщины – это люди, которые приносят пользу на работе. Самой Махит контрацептивный имплантат внедрили в девятилетнем возрасте. Когда она узнала, что иногда имперцы вынашивают детей в собственных телах, отнеслась к этому так же, как к воде, плещущей из цветочной вазы в ресторане на плазе Центр-Девять. Иметь так много, чтобы тратить так легко, – это и задевало, и цепляло.

– Было сложно? – спросила она с искренним любопытством. – Сам процесс.

Глаза Пять Агат гордо распахнулись в тейкскалаанской улыбке.

– Перед этим я два года приводила тело в наилучшую физическую форму, – сказала она. – И все равно было сложно, но я стала для него хорошим домом, и родился он таким же здоровым, как рождаются из искусственной утробы.

– Он прекрасен, – совершенно честно сказала Махит. – И умен, если уже в таком возрасте занимается орбитальной механикой, – как же приятно вести с тейкскалаанцем разговор, который не превращается мгновенно в политическое минное поле. Особенно здесь, в офисе Девятнадцать Тесло. – Вы здесь живете, оба?

– С недавних пор, – ответила Пять Агат. – Ее превосходительство очень хорошо к нам относится.

– Иначе я и представить не могу, – сказала Махит. В этом она не сомневалась. – Вы же ее люди, верно?

– Я – уже очень давно. Задолго до того, как у меня родился Карта.

Махит хотелось завалить Пять Агат вопросами, один другого бесцеремонней: первый – «чем вы для нее занимаетесь» и «как она вас сделала своей», а возможно, и «она хотела, чтобы вы родили ребенка?» Но спросила только:

– Что изменилось? Раз вы к ней переехали.

Открытое лицо Пять Агат вдруг словно захлопнулось, как будто на иллюминатор шаттла опустилось антибликовое покрытие.

– Сейчас мы все работаем допоздна, – сказала она. – А ехать сюда приходилось очень долго. Я не хотела, чтобы мой сын так часто оставался один. И ее превосходительству показалось, что Карте будет… лучше. Здесь. Поближе.

«Лучше». Махит услышала в этом слове «безопаснее» и задумалась о долгих переездах на метро, о том, что бомба может уничтожить вагон так же легко, как и вчерашний ресторан.

Должно быть, ее выражение что-то выдало, потому что Пять Агат сменила тему.

– Вы просто искали библиотеку или?…

– Искала кого угодно, кто не спит.