Память, что зовется империей

Это беда не только для станции Лсел, думает Ончу, крепко взяв за руку Дзирпарца, пожимая в знак благодарности. Капитан грузового корабля тоже не понял, как вступить в контакт с голодными кораблями из трех колец. Но он твердо настаивал, что они вообще не настолько человечны, чтобы с ними общаться, а Ончу сомневается, что на свете бывает что-то настолько нечеловечное, что с ним нельзя общаться.

Есть только один советник, кому можно передать эти сведения и надеяться, что он сохранит их в тайне, пока они вдвоем решают, как поступить, – и Ончу жалела, что это он, а не кто-то другой. Ей придется поговорить с Дарцем Тарацем. Ей нужны любые союзники, даже подозрительные.

Декакель Ончу – не любительница теорий заговора: она практичная и опытная женщина на шестом десятке, наделенная памятью десяти пилотов до нее, и она считает, что управится с Дарцем Тарцем, даже если он и ведет какие-то игры с Тейкскалааном – причем ведет уже десятилетиями. Это он отправил в империю посла, и вернулся Агавн не с пустыми руками – о, он открыл торговлю, обогатившую Лсел, но и открыл имперскую культуру, хлынувшую в прыжковые врата и сблизившую Лсел с Тейкскалааном как никогда. И все же Тарац – если застать его в одиночку, или в одиночку и нетрезвым – пышет жестокой, философски обоснованной ненавистью к империи. Он ведет какую-то очень долгую игру, и Ончу не хочется иметь с ней ничего общего. Но без союзника не обойтись: Пилоты и Шахтеры – традиционные союзники, со времен основания совета Лсела. Пилоты, Шахтеры и Культурное наследие. Представители древнейших имаго-линий – космических перелетов и добычи ресурсов – и представитель линии, чья цель – беречь имаго и культуру Лсела в целом.

В последнее время Культурное наследие под Акнель Амнардбат изменило позицию. Не философскую, думает Ончу, мрачно отправляясь от лазарета к своему кабинету, выбирая самую долгую петлю вдоль внешнего края станции, чтобы ощущать телом лишь слабую игру гравитационных сил. Не философскую позицию: Амнардбат стоит за Лсел не меньше любого, кого знает Ончу, и стоит твердо; не принимала она и тревожные или хотя бы необычные решения касательно распределения имаго. Но Ончу обнаружила в Акнель кое-что похуже идеологических или философских разногласий.

Культурному наследию нельзя вредить тому, что оно должно защищать. Ончу верит в это всей душой и поэтому послала предупреждение Искандру Агавну, если он вообще еще в состоянии получать предупреждения: «То, что к тебе отправили, может быть обращенным против тебя оружием».

Но прямо сейчас, пока Агавн совсем не торопится отвечать, Ончу нужен хоть кто-то, чтобы сладить с гостем из Врат Анхамемата, и если нельзя доверять Культурному наследию, то сойдет и Тарац, несмотря на все свои игры с империей.

Глава 7

сердце наших звезд прогнило

не полагайтесь на него

солидарность с Одилией!

Флайер с изображением оскверненного имперского военного флага, найденный в ходе зачистки после инцидента на плазе Центр-Девять 247.3.11; отправлен под нож с остальной крамольной литературой* * *

[…] тогда как среди предпочтений в развлечениях возрастной группы 15–24 первое место по-прежнему занимают тейкскалаанские литература и СМИ, исследование также выявило большое число молодежи Лсела, в первую очередь выбирающих литературу авторов-станционников. Особого внимания заслуживает короткая форма – как прозаическая, так и графическая, – которая распространяется в форме брошюр или кодексов бесшовного скрепления: и то, и другое легко воспроизводится на пластипленочном принтере любого уровня. Часто эти брошюры и кодексы созданы представителями своей целевой аудитории (т. е. возрастной группы 15–24), без одобрения или вмешательства со стороны комитета по литературе…

Доклад по «Трендам в медиапотреблении», запрошенный Акнель Амнардбат для Культурного наследия, выдержка

Расходящиеся из центра своды банкетного зала Дворца-Земля наполнялись струящимся светом: все ребра были сделаны из какого-то прозрачного материала, по которому хлестала река золотых искр. С их вершин свисали люстры, словно парящий звездный свет. Черный мрамор пола отполировали до зеркального блеска. Махит видела в нем собственное отражение; казалось, словно она стоит среди звездного поля.

Как и все остальные. Зал переполняли не только огни, но и патриции, сходившиеся в беседующих кружках и снова расходившиеся: единый огромный тейкскалаанский организм, менявший только очертания. Три Саргасс – безупречная в своем кремово-пламенном костюме оттенков, нарочито приглушенных до официальной нормы в огромном зале и блеске гостей, – спросила у плеча Махит: «Готова?»

Махит кивнула. Отвела плечи назад, выпрямила спину; расправила рукава серого формального пиджака. Этим утром Девятнадцать Тесло послала кого-то принести вещи из ее багажа, и как же Махит радовалась, что все ее государственные тайны хранились в голове, а не в чемоданах. Костюм проигрывал в сравнении с буйством металлических цветов и зеркал, каким встречал тейкскалаанский двор, но она хотя бы выглядела как посол с Лсела, а не кто-то еще. Хоть и прошлась с Девятнадцать Тесло, блистающей в своем белоснежном наряде, и с целой ее свитой – даже если шпионы и сплетники запомнят ту прогулку, а не это посещение императорского двора.

– Посол Махит Дзмаре со станции Лсел!

Когда хотела, Три Саргасс умела быть громкой. Она уперлась ногами, задрала подбородок и огласила имя Махит, будто заводила песню – долгий, отчетливый, зычный крик. «Оратор, – подумала Махит. – Она же говорила, что если бы не я, то сегодня выступала бы со стихами». Среди собравшихся придворных был приятный и пугающий интерес – сместился центр внимания, на нее легли сотни скрытых облачных привязками глаз. Она простояла неподвижно достаточно, чтобы они пригляделись, – достаточно, чтобы произвести первое впечатление. Высокий худой человек в варварских штанах и камзоле, рыжевато-каштановые волосы пострижены коротко, под низкую гравитацию, лоб – высокий и оголенный. Непохожа на прошлого из ее рода: женщина, неизвестная, непредсказуемая. Молодая. Улыбчивая – а с чего бы послу улыбаться.

(А еще живая. Вот важная разница.)

Махит сдвинулась от центральной двери и спустилась по ступенькам в зал, Три Саргасс – перед ней и слева, как и обещала. Сориентировалась в направлении дальней части банкетного зала по центру – где, как она знала, появится император. К концу вечера надо будет дойти туда; причем пробраться надо будет по сверкающему пространству, не совершив промашек в этикете или геополитике, если только не запланированные. Где-то ожидал их ну очень прилюдной встречи министр науки Десять Перл. Теперь каждый раз, как Махит его представляла, вспоминался тот проблеск от Искандра, как они спорили – беседовали – вели переговоры о сути Города и разуме Города, если у него такой имеется. Мысли все возвращались к этому моменту – и к тому, как память ее захлестнула, вырвала из реальности. Сейчас, перед всем двором Тейкскалаана, она не могла себе этого позволить и при этом не имела ни малейшего понятия, как этому помешать.

Позади нее в дверном проеме встала, словно столп белого пламени, Девятнадцать Тесло, и Махит почувствовала, как с нее переводят взгляды. Выдохнула.

Ей нравились приемы – для совместимости с Искандром требовался определенный уровень экстраверсии и общительности, – но все же она была благодарна за возможность перевести дыхание, принимать решения без давления со стороны. Не оказаться у всех на глазах в случае, когда что-то пойдет под откос более прилюдно, чем было до сих пор.