Луур развел и покачал руками, словно это были весы.
— Если поставить на одну чашу весов вас, спасителя и альтруиста, а на другую злую, алчную корпорацию, которая творит добро только ради собственной выгоды — то благотворное влияние корпорации окажется в тысячи раз сильнее вашего.
Это был сильный образ. Одиссей даже не стал говорить, что, помогая бедным планетам, корпорация преумножает зло в своей основной деятельностью и своими методами; и ещё неизвестно, что перевешивает в итоге.
— Ты предлагаешь мне заняться бизнесом, — уточнил Фокс, — стать корпорацией и начать помогать не отдельным встречным, а системно?
— Именно так, — скромно кивнул луур. — С вашим даром выстраивать события и приводить конфликты к гармоничному разрешению, вы сможете влиять на жизнь целых миров. Нужно только прекратить бездумное разбазаривание ресурсов и направить их в рост. И в этом я действительно могу вам помочь.
Одиссей смотрел на щуплую лысеющую обезьянку и с удивлением понимал, как за какие-то десять минут, просто проглядев его финансовый лог, этот дяденька разобрался в самой сути вопроса и парой фраз не только выразил проблему, но и предложил её решение. Одиссей не преумножал свои ресурсы, а легко расставался с ними, помогая всем подряд, или просто тратил на прихоти и эксперименты. А ведь больше ресурсов — больше возможностей помочь.
— Как тебя могли выкинуть из корпорации? — спросил Фокс. — Ты же настоящий профессионал.
Фазиль вздохнул.
— Я был слишком лоялен, — ответил он.
*
— Что, эксплуататоры хреновы, пришли смотреть, как мы горбатимся? — умная корзинка не преминула подколоть хозяев. Она и её подруги трудились в масле торца (не скажешь же «в поте лица»), развозя и сортируя горы продуктов, которые вчера приземлились в «Мусорог».
— Слушай, как тебя зовут? — спросил Фокс. — А то всё тележка да корзинка. Давай знакомиться.
— Наш небожитель снизошёл до рабочего класса? Ну, если тебе интересно, расскажу. Официальных имён у нас никогда не было: вы, жадные мешки с костями, поскупились даже на это!
Корзинки не были по-настоящему разумными существами, они лишь искусно имитировали личность, создавали видимость разума. Но даже искусственный разум хочет как-то себя ощущать, поэтому каждая корзинка придумала себе образ личности.
— Я Бекки, и я тележко-человек. Мы все выбрали себе расу: вон там тележко-мелкарианец Блоп, а слева тележко-геранец Несокрушимый. Он слегка погнутый, потому что изображает геранца и иногда пытается сокрушать всё вокруг, ну, сам понимаешь, чем это кончается.
— А кто в углу?
— Это просто тележка, она гордится своей натуральной идентификацией. От имени отказалась и отзывается на серийный номер USS-EN1ER417E.
У бытовой утвари, прожившей несколько десятков лет, формировалась своя замкнутая культура.
— Хорошо, тогда мы будем звать тебя Бекки, — серьёзно сказал Фокс.
— Если точнее, Бекки-Виктория Гугу’Бламсфильд, герцогиня Требунская! — железным тоном пропечатала тележка. — Наследница Требунской бизнес-империи, могу не работать, и работаю только из любви к своему делу. Вот так.