— Да?
— Очень.
Она облизнула губы.
— Например, для меня?
— Особенно для тебя, — Он посмотрел на нее сквозь прикрытые от солнечного света глаза.
— Может быть, мне не помешает немного опасности, — неуверенно проговорила она.
— А если я скажу, что хочу причинить тебе боль? — В его голосе звучало любопытство, заинтересованность.
Солнечный свет на ее коже превратился в паутину золотистого льда.
— Сделать мне больно?
Он наклонился, затем, на мгновение поймав ее нижнюю губу зубами, придвинулся ближе и поцеловал. Вскоре ее голова откинулась так далеко назад, что шея слегка выгнулась.
— Тебя ведь никогда раньше не целовали?
Вэл тихонько ахнула, когда он двинулся вниз по ее горлу, и она почувствовала, как его зубы впились в мочку ее уха. Это заставило ее вздрогнуть, и она услышала его хриплый смех.
— Ты такая невинная. — И шипящие звуки его слов неприятно защекотали кожу, когда он прошептал ей на ухо. — Ты должна бежать от меня, пока можешь.
Она слишком тяжело дышала, и, к ее огорчению, не только от страха.
— Или что?
Улыбка, которой он одарил ее, когда отстранился, была как стрела в ее сердце.
— Я тебя поймаю.
Каждый раз, когда Вэл смотрела в эти графитовые глаза, ее охватывало волнение. Но это лишь бледная тень ошеломляющей реакции, которую она испытывала, когда заглянула в глаза Гэвина по-настоящему. При воспоминаниях о их сегодняшней встрече ее желудок сжимался.
Она все еще чувствовала его губы, мягкие, теплые и грубые, на своих.
— Почему ты так смотришь на свой альбом?