- Положь, положь, пусть спит, - нарисовался проводник, - это бригадир.
- Ты деньги взял? – с трудом ворочая опухшим от чёрствых сухарей языком, спросил Жорку Сакуров.
- Взял, - успокоил его Жорка.
- Сколько?
- Хватит. У меня в Питере сослуживец есть, у него одолжимся.
- Блин!
- Да ладно, не кряхти.
- Чё, на посошок? – предложил проводник.
- Дык лимит, тово, - возник Николай.
- Да всё оплачено, земляки! – весело возразил давешний бродяга.
- Ой! – сказал Сакуров, слез с полки и пошёл снова блевать в сортир.
- Чё-то он какой-то не такой, - подозрительно заметил другой бродяга.
- Он наполовину японец, - объяснил Жорка, в то время как проводник наполнял стаканы.
- А, японец!
- Ну, это другое дело…
- Надо сказать, слабый народ, эти японцы… - вразнобой загомонили бродяги, а среди их голосов прорезалась веская сентенция проводника:
- И русско-японскую они у нас ни хрена не выиграли, это всё большевистское враньё, чтобы царскую власть обосрать!
«Идиоты», - мысленно возразил Сакуров и вошёл в сортир, воняющий в натуре перегаром.
Глава 22
Когда земляки в компании с бродягами сошли с поезда и попрощались, оказалось, что денег у Жорки ровно столько, чтобы всем троим один раз позавтракать, и съездить на любом питерском транспорте в один конец. Такси и частный автотранспорт к категории «любой» в данном случае не относились. Один конец в данном конкретном случае определялся границей Питера, поскольку выехать за её пределы средства приятелям не позволили бы. Ну, разве что они не стали бы завтракать.