- Мироныч, родной, век тебя не забуду! – голосил Семёныч, звал на помощь деревенских и бежал к злополучному кювету.
- Век меня забывать не надо, - труся следом за Семёнычем, отказался Мироныч, - вы мне лучше дайте пятьсот долларов.
- Сколько?! – изумился Семёныч, остановился и взял старичка за ветхий ватник, надетый на бывшего директора вместо собачьей дохи по случаю резкого потепления.
- Триста, триста! – пошёл на попятный Мироныч.
- Пятьдесят долларов, да и то, где это видано, чтобы ночные сторожа получали по пятьдесят долларов за смену? - отрезал Семёныч и побежал дальше.
- Ну, ладно, беру двести. По рукам? – продолжил торговаться несостоявшийся олигарх.
- Будешь под ногами путаться – вообще ни хрена не получишь!
Глава 46
В конце апреля Жорка с Сакуровым получили расчёт, потому что наступило календарное тепло, и для приятелей пришла скучная пора обходиться без вспомогательных денег в виде зарплаты от Министерства новых русских путей и сообщений. Впрочем, поросята к тому времени отъели реальные свиные хари, и о дополнительной зарплате печалиться не приходилось.
- Самое трудное – это погрузить свиней в кузов, - авторитетно говорил временно непьющий Жорка, плотоядно похлопывая почти ручных боровков по щетинистым загривкам.
- Самое трудное – это отделаться от Мироныча, которому мы якобы задолжали двух свиней, - возражал Сакуров, меряя в закромах остатки комбикорма. Если начинать реализовывать свиней со следующей недели, то комбикорма вполне могло хватить для пропитания кур и козы до следующих зерноуборочных работ.
- А не утопить ли нам его в его собственном колодце? – спросил Жорка, а Сакуров снова не понял, шутит бывший интернационалист или говорит всерьёз.
- Он, наверно, скоро сам помрёт, - неуверенно возразил бывший морской штурман.
- Он может запросто нас с тобой пережить, - сказал Жорка. – Ладно, хватит щупать козу, пошли в избу, надо позавтракать, а потом прикинуть: что и когда.
- Пошли, - согласился Сакуров. Он задумчиво потянул носом свежий утренний воздух, обнаружил в нём все признаки раннего цветения, а затем услышал резкие голоса прибывших на велосипедах из недалёкого Угарова соседок-вековух. Если быть точным, официальной соседкой Сакурова считалась одна только вековуха по имени Шура. Это была вполне приличная женщина, дорабатывающая свой усечённый, по половому признаку и в силу вредности производства, трудовой век в местной поликлинике. Там Шура работала медсестрой в рентгеновском кабинете, и она единственная из троих прибывших обладала нормальным голосом, которым принято говорить в кругу учёных рентгенологов районного масштаба и больных с подозрением на присутствие в их организме зловредной палочки Коха. Зато две другие вековухи – подруга Шуры по имени Анка и невестка Шуры по имени Тамара – голосили так, что только держись. Анка тоже дорабатывала свой усечённый трудовой век, но в качестве маляра-штукатура, а Тамара делала то же самое в виде воспитателя детского сада. Поэтому – в силу профессиональной ориентированности – они, наверно, так и голосили.
- Да вы чё, мать перемать, совсем охренели? – орала Анка. – Всю жизнь картошку сажали на майские, а теперь только двадцать восьмое апреля!
- Да чё ты разоралась, жопа?! – миролюбиво возражала Тамара.- Раньше посадим, раньше выроем!
- Давайте сначала мешки на веранду снесём, - увещевала подругу с невесткой Шура.
- Привет соседкам! – гаркнул Жорка.
- Здорово, Жорка! Привет, Константин!– вразнобой ответили вековухи.
ebooksa