Тут Мироныч, памятуя принадлежность зятя учительницы к полукриминальным столичным кругам в виде распоясавшегося бывшего спорткомитета СССР, а также не забывая про юриста-афериста, зятькова папашу, порядочно струхнул. И решил – на всякий случай – свалить вину на Сакурова. Тот, дескать, строится – развивается, вот он, дескать, и спёр.
«Ну, ты и сволочь! – надрывался Сакуров, когда узнал всё, и тряс Мироныча за воротник. – Дать бы тебе в пятак, да рука на такое старьё не поднимается!»
«А зря!» - гоготал со своего крыльца Жорка.
Дик в это время выскакивал из кустов и норовил тяпнуть хозяина за его ветхий зад.
«За что в пятак?» - не понимал или прикидывался дураком Мироныч.
«За учительшины доски, падла, которые кто-то спёр!» - орал Сакуров.
«А разве это не вы?» - невинным голосом уточнял Мироныч.
«Я! – продолжал надрываться вынужденный переселенец. – Это я спёр у неё три кубометра двухдюймовых досок, которые она привезла на трёх иномарках! А теперь собираюсь строить баню, веранду и новый сортир!!!»
«Я, пожалуй, один кубометр у вас возьму, - не терялся Мироныч, - в счёт долга за моих поросят, которых вы бессовестно реализовали, а денег мне не отдали…»
«Убью, гад!» - бесился Сакуров.
«Не, ты, Костя, ваще! – откликался со своего крыльца Жорка. – Теперь вся округа будет судачить о том, что ты грабанул бедную старушку на целый КАМАЗ досок и прицеп бруса в придачу! И первый, кто пустит эту парашу, будет Мишка».
«Ах, мальчики! – путалась тут же под ногами учительница, изображая на своём остреньком личике, обрамлённом подсинёнными кудельками, христианское всепрощение. – Что было – то быльём поросло. Не стоит теперь поминать старое…»
«Что-о-о?!!» - задыхался от возмущения Сакуров.
«Оглох, Константин? – веселился Жорка. – Ты прощён!»
«А сколько в прицепе было бруса? – деловито осведомлялся Мироныч. – Мне, знаете ли, брус тоже нужен…»
Во второй раз Мироныч избежал своей участи быть законно побитым буквально на следующий день. Его опять спасла ветхость, хотя причина, из-за которой его снова чуть не прибил Сакуров, оказалась более оригинальной, нежели какие-то доски.
Ближе к полудню, когда Сакуров уже достаточно наломался в хозяйстве и огороде, и решил посидеть на крыльце перед обедом, к нему подполз Мироныч. Жорка в это время отсыпался в преддверии очередной завязки, а Семёныч с Варфаламеевым поехали торговать редиской, выращенной Варфаламеевым. Петровна, вернувшаяся в лоно семьи, материлась на своём огороде, остальные деревенские занимались кто чем, а учительница висела в гамаке и читала модного Коэльо. Её внук в это время околачивался в соседней деревне, где харчился у какой-то знакомой своей бабки, тоже столичной дачницы. Сама учительница кормила внука по английской методе, то есть, держала впроголодь. Но, если внук устраивался к кому-нибудь из соседей (или к соседней дачнице) в нахлебники, не возражала.
В общем, когда Мироныч подполз к крыльцу Сакурова, свидетели отсутствовали. Сакуров курил и молча смотрел на старого мерзавца, мерзавец сладко улыбался беззубым ртом.
- Костя, миленький, - зашамкал Мироныч, - вы не брали мою челюсть?
- Чего? – не понял Сакуров.
ebooksa