Никто не понимал, откуда доходы. Однажды участковый навестил Мажару. Вернулся расстроенным. Вернулся с пожарниками и закрыл "Интим".
Ненадолго. Мажара договорился с пожарниками, а с Гусейновым договариваться не захотел.
— Я ещё вернусь, — пообещал ему Гусейнов.
Вскоре участковому позвонили. Посоветовали отстать от Мажары по–хорошему. Гусейнов отступил, притаился. Но планов своих не оставил — секс–шопы сильно мозолили ему глаза.
Авторитет участкового падал. Даже пара геев–парикмахеров осмелилась не платить Гусейнову.
И тогда Гусейнов снова обратился ко мне.
Меня возбуждала мысль об убийстве Мажары. Конечно же, он мне не нравился. Он был слишком толстым, слишком громким. Он продавал извращения. И у него было слишком много связей, которые уходили корнями в министерства и ведомства. Где‑то на Совнаркомовской, в тихом просторном кабинете, сидел покровитель Мажары, похожий на президента Путина. Несомненно — похожий. Мне хотелось полетать осой по кабинетам, хотелось пожалить, но я понимал, что придется ограничиться квартирой Мажары.
Мажара жил в новострое на Павловом поле. Телохранитель Евграфов — Евграф Александровский — мастер спорта по пулевой стрельбе, сопровождал его до самой квартиры. Мажара запирал двери и не пускал никого, кроме любовницы, которая была старше его жены. Я мог понять, ведь Полина Леонтьевна тоже была старше.
Я собрал всю необходимую информацию. Имя любовницы? А какая разница? Соседи шутили, мол, таинственная любовница и есть Мажара. Видимо, насмотрелись фильмов Хичхока.
Главной проблемой был Евграфов. Он стрелял намного лучше, чем я. Его невозможно было застать врасплох. Он готов был охранять Мажару даже ночью, но тот не пускал его в квартиру.
Я воспользовался ночью. Воспользовался магнитным ключом от подъезда, украденным у матери депутата горсовета. Открыл квартиру отмычкой. Никаких камер и сигнализации. Мажара не верил, что его могут убить в собственном доме. Я присел на кухне и положил на стол военный ТТ с приделанным глушителем…
***
Жорка и Юрка уже не были бомжами. Они собрали средства на улицах города, созвали нищих, натаскали со свалки материалов и приступили к строительству хижины на берегу реки. Словно муравьи, они работали круглосуточно, не обращая внимания на блеяние стрекозлов в загончике пиццерии. Когда зима покатила в глаза, у них был домик с печным отоплением, старой мебелью и чугунной ванной.
В этой самой ванной я застал Жорку. Он стоял в клубах пара, мыля на себе пожелтелую майку и семейные трусы. Лицо утопало в длинных седых волосах. Голенькая девочка сидела спиной ко мне, держа мочалку и детский шампунь "Кря–кря". Они не замечали меня. Пришлось кашлянуть.
Жорка заорал и прижал к причинным местам мокрое белье. Девочка не шелохнулась.
— Ничего не было! — кричал Жорка. — Она моет мне голову. Я не этот самый!
— Успокойся, — сказал я, — мне все равно.
Он прогнал девочку и накинул потертый кожаный плащ.
— Чего тебе?
— Перекантоваться.