Репродуктор

22
18
20
22
24
26
28
30

Марине вдруг вспомнилась одна из программ Нагорного, в которой он говорил о кризисе доверия к официальным каналам массовой коммуникации: «Восприятие расщепляется, сознание обычного человека начинает делить все на «настоящее» и на «как показывают в дирижабле». И эти вселенные со свистом несутся в разные стороны».

— Что касается поддержки, то ее могу обещать со всей определенностью, — сообщила Марина. — Не подумайте, что, раз я из ЦРУ, моя задача вас закрыть или перевести под единое руководство. Я сама от него, мягко говоря, не в восторге.

На этом месте Алябьев довольно закивал.

— Что касается непосредственно программ, — продолжила Марина, — то кардинальных изменений пока не будет. А что добавить и улучшить, мы вместе обсудим месяца через два, когда я изучу у этой гидры не только головы, но и хвосты. Такое предложение вас устроит?

— Вполне-вполне, — сказал Алябьев, — два месяца достаточно на нормально поговорить. Я предлагаю поднять за взвешенность решений.

Он снова разлил коньяк, и все выпили.

— Вы разрешите, Марина Владимировна, если мы вас сразу бросим в бой? — поинтересовался Нагорный.

— С корабля на бал, конечно-конечно, — подтвердил Алябьев. — У нас сейчас начнется «Двоичный код» Беккера и Лики Трубецкой. Они будут про конкурс говорить. Ну и вы… как эксперт… Мы ваше появление, признаться, с обеда уже проанонсировали… Очень хотелось бы, чтобы поучаствовали.

Они надеются выпихнуть меня в прямой эфир и сразу поймать, поняла Марина. Там же наверняка скажут, что конкурс — профанация, а мне ничего не останется, кроме как согласиться. И вот я уже сама выступлю против себя. А если отказаться, сорву объявленное выступление. Ловко.

— А давайте я чуть опоздаю на эфир, — сказала Марина. — Минут пятнадцать, этого будет вполне достаточно. Я за это время уловлю тон разговора и вообще постараюсь освоиться.

— Что ж, резонно, — согласился Нагорный. — Тогда я покажу ваш временный кабинет — завтра-послезавтра будет готов основной. И минут через двадцать за вами забегу.

— По рукам, — кивнула Марина.

Она поднялась на второй этаж, где рядом с дверью № 22 уже прикручивали табличку «Марина Камильская, программный директор». Из окна кабинета открывался вид на остов разбитого кинотеатра «Ударник» и чудом сохранившийся газон по соседству — на нем еще можно было различить государственные ордена из пожухлых цветов. В кабинете стояли полукруглый стол, несколько стульев и большой сейф, притаившийся в углу за шторой. Марина подумала, что, быть может, имеет смысл остаться здесь насовсем. Надо только попросить шкаф, а в остальном очень даже уютно.

Она вытащила пару листов из пачки бумаги на столе и села составлять тезисы эфира. Подготовиться к программе, однако, не удалось: через мгновение зазвонил почему-то стоящий под столом телефон. Марина сняла трубку и услышала голос Алябьева:

— Марина Владимировна? У меня тут совершенно несусветные сообщения. Даже не знаю, что и думать.

Он рассказал, что вещание ЦРУ прекратилось почти пятнадцать минут назад. Это было трудно представить само по себе, но следующая новость оказалась еще фантастичнее — на частоте «Позывного» сейчас «Отечественная волна».

Какая-то провокация, подумала Марина, так не бывает. Разыгрывают меня, что ли? Она включила висящий на стене приемник «Маяк» и услышала голос Вечернего Пилота.

— …кто может победить в верноподданническом конкурсе на неверноподданность? По-моему, ответ на поверхности.

Она крутанула ручку настройки влево и, добравшись до резервной частоты, снова наткнулась на Пилота.

В дверь постучали.