Репродуктор

Марина не видела, но знала, что он сейчас пронесется по коридору и будет через стеклянную дверь делать пассы руками. Он даст знак ведущим: все как обычно, работаем по привычной схеме. А они улыбнутся и кивнут ему в ответ, может, кто-нибудь даже подмигнет.

Марина закрыла глаза и положила пальцы на веки.

— Так не бывает, — произнесла она вслух и помотала головой. — Не бывает.

Аля

В первый день Аля отправилась на ЦРУ пораньше. Хотелось изучить дорогу и разведать полезные «достопримечательности» поблизости от работы: магазинчики, троллейбусные остановки, может быть, аптеки. Она не знала, имеется ли у радиоузла собственная столовая, и поэтому на всякий случай решила найти место, где можно обедать. Сначала Аля прошлась по Академика Нестерова, потом по Кораблестроителей, а затем и по Симоновича, обойдя практически весь район. Оказалось, что всего в одном квартале от ЦРУ есть вполне сносный гастроном, а в пяти минутах ходьбы все еще работает бывшая заводская столовая Ремонтно-механического. Аля заглянула внутрь и с удивлением обнаружила, что за последние девять лет в столовой ничего не изменилось.

Когда Аля еще училась в школе, отец приводил ее сюда на обед — без десяти час. Точнее, это он подходил без десяти, а Аля чуть раньше: подняться на второй этаж, занять очередь и взять из большущей стопки два пластиковых подноса с будто бы надкусанными краями. Потом появлялся отец, и Аля сначала бегала высматривать, что сегодня дают, а потом протягивала ладонь за отцовскими деньгами — ей нужно было спуститься на первый, назвать тетке на кассе у входа номера блюд и расплатиться. Еду выдавали только по пробитому чеку.

Уже нет и Алиной школы, и отца, а здесь, в столовой «Заря», все те же рукомойники с одним вентилем и буквами «хол.» прямо на кафеле. Те же изломанные подносы и металлические кюветы вместо тарелок. И дородная повариха с руками-клешнями так же, как и раньше, шлепает в кюветы слипшиеся макароны, и чай все еще разливают по стаканам из огромного чана половником. А на столах вместо салфеток в стаканчиках стоит резаная бумага… Интересно, здесь все так же несъедобно, как и раньше?

Время подползало к десяти, а значит, пора идти к ЦРУ — скоро ее будут ждать в кадрах. Аля поглядывала на крохотные, в большинстве своем засохшие деревца, высаженные по весне вдоль улицы Симоновича, и все пыталась вспомнить, кто такой этот Симонович. Может быть, из старых начальников порта, но, скорее всего, тот самый мичман, который после запрета на пассажирские лайнеры потопил «Звезду Востока» вместе с пытавшимися бежать. Его вроде потом убили. Чуть ли не разорвали родственники погибших.

На улицах было немноголюдно. Аля практически в полном одиночестве прошла по аллее, появившейся после того, как заасфальтировали речку Сирень. Справа осталось здание Дома быта, а слева уже виднелся ЦРУ.

Здание радиоузла напоминало велосипедную раму, которую уронили набок. Четыре одинаковых трехэтажных корпуса резали городскую планировку косыми линиями, никак не сочетающимися с выстроенными в шеренгу домами. Корпуса образовывали ромб и смыкались друг с другом круглыми кирпичными башнями в пять этажей. Их крыши ощетинивались каким-то невозможным количеством приемо-передающего металлолома, а на одной из башен громоздилась сетчатая антенна, пережившая, по рассказам, даже знаменитое цунами тридцатилетней давности. Окна большей частью круглые и одностворчатые. Над главным входом неоновая надпись: «Мы — пульс города».

— Семен Сергеевич сказал заходить не с главного, а со двора, — предупредила вчера Ирка, — там будет несколько дверей, тебе нужна с надписью «Студия 2». Войдешь и скажешь, что ты от Лисицкого.

Аля обогнула главную башню ЦРУ и оказалась в темной пещере прохода. С полсотни шагов проделала в абсолютной темноте, а потом вынырнула на внутренней стороне ромба. Здесь обнаружился неухоженный скверик с четырьмя плоскими железными скамейками в окружении чахлых кустов шиповника. В середине стоял вытянутый черный палец обелиска, к которому кто-то прислонил решетку автомобильного багажника.

Миновав сквер, Аля через арку попала в страшноватый внутренний дворик: со всех сторон смотрели темные вытянутые стекла, из-под лежащей на асфальте бетонной плиты гигантским грибом с облезлой шляпкой вылезала и ползла по стене труба. Двери — темные и будто бы зашитые в стены — были похожи на окна, только окна раздутые. Обещанной надписи «Студия 2» нигде не видно.

Аля сначала обошла весь дворик в надежде, что какие-нибудь указатели все же найдутся, а когда это не дало результатов, пару минут топталась на месте. Делать нечего, оставалось стучаться наугад. Еще раз обойдя дверной строй, Аля все же обнаружила около одного из входов звонок и с силой вдавила его кнопку.

Дверь моментом провалилась внутрь, и в проеме возник дядечка в мятой серо-голубой форме с тощим черным галстуком на шее. Он с прищуром оглядел Алю и вопросительно качнул подбородком.

— Мне нужна «Студия 2», — быстро заговорила Аля, — мне сказали, что будет табличка, а таблички нет…

— В кадры? — перебил охранник.

— Да-да.

Он кивнул и посторонился. Аля шагнула внутрь и оказалась на линолеуме с переплетенными желтыми и коричневыми цветочками. Вокруг были серые стены, а сверху свешивались разломанные пластмассовые плафоны.

Вместе с охранником они поднялись по лестнице на второй этаж, взяли вправо и прошли мимо галереи шаржей — Аля заметила, что на них видно не столько людей, сколько гигантские микрофоны и дутые наушники с чудовищными «ушами». На одном из шаржей половину видимого пространства занимала кружка с видом каких-то руин. Ее обладатель — гнусный типчик со слезливыми глазками макал в кружку длинный нос. На другой картинке тетка с вытянутой, как у жирафа, шеей выглядывала из оконной рамы, скалясь квадратными зубами.