– Вик – клоун, Антуан, как и ты сам.
Антуан поднялся было с таким видом, словно намерен оспорить это обвинение, но лишь передернул плечами. Клиентка Вика улыбнулась ему слабой ободряющей улыбкой, но затем отвела взгляд. На пару мгновений растянулось молчание, затем скрипнул отодвинутый стул, и у столика, где разворачивались эти события, возникла Ирэн-Мона. Ее маленькие полиуретановые туфли зацокали по половицам. Вытерев слезы, она полезла за помадой. Она уже пережила утрату Джо Леони. Куда теперь ей инвестировать свои солидные запасы жизненной энергии? Перед Ирэн, как согласился бы каждый, простиралось будущее, притом превосходное, приятное. У нее были свои планы, и тоже превосходные. Хотя, конечно, память о Джо еще на много лет задержится в ее сердце, потому что так пристало девочке, которой она себя знала.
– Это отличная шуба, я вам говорю, – сказала она, протянув руку.
На миг женщина словно бы пришла в замешательство. Затем пожала Ирэн руку и ответила:
– Спасибо. И правда отличная.
– Очень красивая, – согласилась Ирэн, – я ею восхищаюсь.
Она отвесила легкий поклон, будто размышляя, не добавить ли что-нибудь, потом внезапно отошла прочь, села и стала возиться со своим бокалом.
– Ты будь с ним помягче, дорогая, – крикнула она из-за своего столика Лив Хюле. – Он ведь всего лишь мужчина.
Трудно было судить, о ком именно она говорит.
– Я думаю, он заслужил свои деньги, – обратилась к ним женщина в шубке. Когда ответа не последовало, она положила деньги на столик перед собой, крупными купюрами. – В любом случае – они здесь для него.
Она поднялась теми же осторожными движениями, привычка к которым успела у нее развиться.
– Если он вернется… – начала она. Достигнув двери, постояла на пороге, в замешательстве глядя вверх по Стрэйнт-стрит в сторону Зоны Явления, безмолвной, угрюмой и подозрительной, уже окутанной дневным дымом химических пожаров. В конце концов улыбнулась двум женщинам в баре, закончила: «В любом случае, спасибо» – и пошла обратно в город. Эхо ее шагов слышалось вроде бы еще очень долго.
– Иисусе! – только и сказала Лив Хюла. – Эй, Антуан, хочешь еще выпить?
Но толстяк тоже ушел. Видимо, ему наконец надоело, как с ним тут обращаются. Он просто старался приспособиться: человек, повидавший столько же, сколько любой другой, но больше, чем некоторые. Он сердился, когда его не хотели слушать.
По крайней мере, он теперь выбрался из бара навстречу утру, направляясь туда, где легче дышится, – к Манитауну и узкой полоске торгового поля чудес к югу от Стрэйнт, мимо космопортов и к морю. Он щурился в отраженном далекой водной гладью свете, словно стараясь там разглядеть нечто не свойственное этим местам, нечто, так или иначе оставшееся при нем. То, чего он, наверное, и не мог бы потерять. Он решил поискать работу. В портах всегда есть работа.[6]
2
Лонг-бар в кафе «Прибой»
Спустя пару вечеров после вышеописанных событий человек, похожий на Альберта Эйнштейна, вошел в другой бар, вдали от деловых кварталов Саудади, там, где ореол, окаймлявший город подобно затененной области на карте, встречался с морем.
В отличие от «стыковки» Лив Хюлы, кафе «Прибой» располагало двумя залами. Сообразно своей протяженности назывались они Лонг-бар и Шорт-бар; последний был отведен для пьянчужек и залетных клиентов. Человек, похожий на Эйнштейна, проследовал прямо в Лонг-бар, заказал себе двойной «Блэк Харт» без льда и удовлетворенно воззрился на дорогой ретро-интерьер: мраморные колонны, дизайнерские ставни, плетеные столики, отполированные до блеска хромированные подставки. Со стен, из начищенных алюминиевых рам, улыбались ему звезды старого кино, а с полок холодильника поблескивали бутылки пива экзотических сортов. Под красной неоновой вывеской «КАФЕ „ПРИБОЙ“» отрабатывали вечернюю программу, дойдя уже до середины, клавишник-аккордеонист и тенор-саксофонист.
Интерьер был кропотливо скопирован с небольшой голограммы «Живая музыка весь вечер, 1989», в свой черед почерпнутой из экспозиции известной антрепренерши Сандры Шэн. Гостя это, казалось, забавляло и удивляло в равной степени, как и публика Лонг-бара, представленная преимущественно беловоротничковыми юношами из корпоративных анклавов вниз по пляжу, Доко-Джин и Кенуорси. Достигнув средних лет, гость приучился хвалить то, что нравится другим, покуда от него не требовали в том активного соучастия. Улыбаясь своим мыслям, он раскурил трубку. Он занимал один и тот же столик уже давно, быть может, около месяца, каждый вечер. Он выдвигал стул, садился, затем, приподнявшись, аккуратно снимал пепельницу с уголка барной стойки и снова садился. Действия его были отмечены дотошностью, какой можно было ожидать в чужой гостиной или в собственном доме, требуй от него супруга постоянного соблюдения установленных ею формальностей. Он глядел на огонек своей трубки. Он заводил разговор с девушкой, годящейся ему во внучки, извлекал бумажник напоказ ей и ее парню в черной сетчатой майке и рабочих сапогах, а из бумажника выуживал предмет, в неверном свете Лонг-бара могущий сойти за визитную карточку, чем оба немало впечатлялись.
ebooksa