Пустота

– Ты помнишь это место? – спросил коп.

Она подтвердила, что помнит.

– Ну так вот, это, оказывается, был какой-то сенсориум-бордель. В этой комнате… нет, в этой… торчал какой-то птицеобразный инопланетник, ему еще башку просверлили для подключения. У них тут у всех проводка, но самая обычная, чтобы смотреть на обычные вещи, «вешалка», иглы, тыры-пыры. Но вот еще что…

– Да?

– Примерно час в сутки ему позволяли выглядывать на улицу. Поэтому наши эксперты решили покопаться в его голове, запустили туда оператора и обнаружили, что воспоминания охватывают время убийства Тони Рено.

Эпштейн пристально взглянул на ассистентку. Та молчала. Он продолжил:

– В тот самый момент, как Тони появился в переулке, чужак торчал у окна.

Изъятый у чужака материал показал, что Рено прибыл со стороны некорпоративного космопорта. Было видно, что он бежал. Затем, когда он поравнялся с домом, его кто-то атаковал прямо из дверей первого этажа.

– Тони оглядывался через плечо. Он был так взволнован, что не успел привести себя в обычный аккуратный вид. Его напугало что-то, нам невидимое. Затем с земли вскакивает женщина – так быстро, что ее едва удается различить, – и стреляет Тони в подмышку из пистолета Чемберса. Под определенным углом может показаться, что она бросилась на него из-под земли.

– И?

Он улыбнулся.

– И это ты, – сказал он.

Ассистентка молча уставилась на него. В носу у нее возник запах птичьих плюмажных перьев, влажный и кислый. Она вспомнила, как чужак лежал на матрасе, беспомощно глядя на нее, окруженный дрейфующими вокруг перьями, и шептал:

– Я здесь. Это я.

Они просверлили ему череп. «Странный способ окончить странную жизнь», – подумалось ей. Словно обдумывая контраргумент, чью тонкость Эпштейн осознать не был готов, она подошла к окну и опустила взгляд на улицу. Применив определенную комбинацию оверлеев, она могла изучить Тони Рено как в его нынешнем виде, так и в состоянии, какое было ему присуще при первом визите ассистентки в переулок, отходящий от Туполев-авеню. Она сверилась с предплечьем, по которому бежали идеограммы – черные и кирпично-красные, похожие на китайские иероглифы, плотные и надежные, в отличие от зернистого воздуха криминально-туристического квартала. Снова задождило, но подвешенного в воздухе человека дождь не достигал. Вернее сказать, он падал сквозь него. Подошел Эпштейн и тоже выглянул на улицу ей через плечо.

– Я ничего не стал делать с этими записями, – проронил он. – Они поступят прямо к тебе в офис, мои люди придержали отчет.

Она не ответила, но лишь улыбнулась непонятной улыбкой, и он понял, что наступает самая тяжелая пора этого дня. Даже на пятом этаже управления Полиции Зоны ассистентку боялись до усёру. Говорили, что у нее нет собственной личности, судачили, что она не испытывает эмпатии и не понимает людей. Эпштейн понял, что так все оно и есть. Его дальнейшая жизнь зависела от того, насколько искусно он сумеет дистанцироваться от обнаруженных улик.

– Я просто коп, – подчеркнул он. – Это твое дело.

Ассистентка не стала с ним спорить.

По всему гало рушились альянсы. Тлеющие кризисы в системах Пентре-Де, Асвенка и Фран-Порти разразились открытыми конфликтами. Затем война вспыхнула повсюду и стала делом каждого, так что ее требовалось по возможности оперативно интегрировать в личный рабочий график. Семисекундные сегменты, трехминутные документалки. Фокусированные дебаты, встроенные медиа. Двадцатипятичасовой прямой эфир mano a mano[79] из разных родов оружия в Малом Магеллановом Облаке, обзор всей кампании с первого дня, с приложением интерактивной карты финтов флотилии ЗВК у β Киля. Углубленный курс: Как гамма-лучевая война пришла на Кассиотону-9, Вездесущая угроза гравитационно-волновых лазеров и Мы хотим спросить у вас, как иначе они могли бы решить проблему? Людям это нравилось. Военные симулякры полностью занимали их настоящее, где неутолимые стремления всей жизни, которым они потакали, удавалось интерпретировать как восторг. А под прикрытием прикрытия по всему гало катилась война настоящая, пока не достигла Панамакса IV.