Пересчитав, Казимир даже сел на стул около тумбочки. По его лицу поползла соломка теней, исходящих от медленно вращающегося плафона. Посидев несколько секунд неподвижно, он нагнулся, шаря в сумке:
– Какую купили? Ничего себе… Сразу – и «в яблочко»! Не ожидал, не ожидал… Это как же тебе удалось столько содрать?
– Не знаю, – медленно отозвалась его супруга, стягивая сапожки. – Я сказала семьсот, как ты и говорил.
– А чего «семьсот», не уточнила?
– Нет.
– Ну, вот! Вот бы доктор Кэлинеску узнал! – хохотнул довольный Казимир, бодро встал, но, пройдя в комнату, спохватился:
– Хотя нет! Кэлинеску лучше не говорить… пока, что мы продали картину… он вроде не из таких, но всё же вдруг потребует делиться? Ты не проговорись ему, поняла?
– Хорошо, – кивнула жена.
– А кто же сей богатый ценитель, купивший у тебя картину?
– Откуда же мне знать? Мы с ним много не разговаривали… Был там другой, разговорчивый, так он про покупателя сказал, что тот, вроде, частенько на выставках бывает, авангардом интересуется… Да! – вспомнила Юлия. – Он ведь свою визитку мне оставил. Вот, кстати, и узнаешь, что за тип.
– С чего это он вдруг тебе визитку дал, а-а? – с притворно-грозной ревнивостью нахмурился Казимир, беря из рук жены визитку.
Та отмахнулась и отправилась в кухню.
– «Донатас Рауд». Рауд, Рауд… – задумчиво пробормотал Казимир. – Слушай, это не тот ли Рауд, о котором в новостях говорили?
– Когда? – спросила пришедшая из кухни жена, с ногами и чашкой кофе забираясь в кресло.
– Ну, тот меценат, помнишь… – Казимир щелкнул пальцами.
– По-моему, у того другая фамилия была. Похожая, но другая.
– Что он тебе сказал?
– Просил позвонить. И еще просил придержать остальные картины.
– Неужели? Интересно, может, он еще что купить хочет? Если он и впредь так расплачиваться будет… обязательно ему позвони!
В визитке было указано, что звонить нужно после 18.00.