Сеть

У Юлии горели уши, как от стыда.

– Результатом моих размышлений и исследований стала особая техническая схема, по которой и работает созданный мной аппарат, – произнес Казимир. – Сейчас я продемонстрирую всем присутствующим аппарат в действии. Мне нужен помощник; это должен быть художник. Найдутся ли в зале добровольцы?

На ринг вышел тот самый завсегдатай «Серебряного кубка», который зло критиковал картины Юлии.

За рингом открылась дверь; оттуда вышел человек, вынес и установил на ринге мольберт с чистым холстом и подставку с кистями и красками.

– Этот господин будет моими руками, а я – творческой фантазией, направляющей его. Вместе мы на ваших глазах воплотим на холсте картину, которую я давно «написал» в своем воображении, – сказал Казимир.

Человек, вынесший мольберт, осторожно взял с верхней панели аппарата тонкий и изогнутый, как наконечник у фонендоскопа, предмет и ввел его в левое ухо добровольного помощника, стоящего покорно, но со скептической миной. Казимир сел в кресло и второй такой же предмет ввел в свое правое ухо.

– Ну что ж, начнем! – произнес Казимир, прикоснулся к треугольной клавише внизу аппарата и закрыл глаза, расслабленно прислонившись к спинке кресла.

Доброволец криво улыбнулся и что-то хотел сказать, но не успел. Лицо его на секунду исказилось, он сделал резкий шаг вперед, словно его толкнули в спину. Аппарат тихо гудел. Доброволец медленно взял кисть, с недоумением глядя на Казимира.

– Как… как это?… Почему?… – пробормотал он, переводя взгляд с Казимира в зал. – Господа, я… Что за фокусы?!

Доброволец топтался на месте, глядя то себе под ноги, то, нервно улыбаясь, на зрителей. Чуть поморщившись, он взялся за ухо, в которое было вставлено странное устройство. Снова резко, будто подталкиваемый, шагнул он к мольберту, и начал класть мазки.

Поначалу его движения выглядели неестественными, как у марионетки. Шумно дыша, доброволец чрезвычайно быстро сделал набросок. Глаза его были полузакрыты, казалось, он вообще не глядит на холст. Лоб Казимира, сидящего в кресле, блестел от пота. Юлия облизнула губы. Донатас сжал ее локоть.

Зрители придвинулись к рингу; их напряженные лица постепенно приобретали выражение удивления и восхищения. На холсте с невероятной быстротой из линий и пятен возникало изображение площади, на которой столпилось множество людей, образовавших круг. В центре круга стоял тянитолкай – фантастическое существо, похожее на кентавра, но не с одним, а с двумя человеческими торсами; второй торс был там, где хвост у «обычного» кентавра, и обращен он был в сторону, противоположную той, в которую обращен был другой торс. Чудище играло на дудочке, причем второй из этих «сиамских» кентавров, обернувшись, протягивал руки, пытаясь отобрать дудочку у играющего. Присмотревшись, Юлия увидела, что вокруг тянитолкая толпятся не люди, а крысы, одетые в костюмы и платья и стоящие на задних лапах.

Казимир открыл глаза и прикоснулся к треугольной клавише. Художник опустил голову и дрожащую руку с кистью. Гуденье аппарата постепенно стихало. Помощник вынул из уха художника прибор и усадил его на место вставшего Казимира. Теперь художник сидел в кресле, насупившись, как пьяный, и тяжелым взглядом смотрел на публику.

– Господа! Перед вами – плод моей фантазии, переданный посредством этого аппарата в сознание художника и мастерски выполненный им на холсте! – победно резюмировал Казимир.

– Восхитительно!.. – раздался неуверенный женский голос.

В толпе прошел ропот.

– Но это совсем не его манера, – произнес кто-то рядом с Юлией, имея в виду Казимирова подопытного.

– Что вы хотите сказать? – обернулся Донатас.

– Я хочу сказать, что он ничего подобного раньше не писал, – ответили ему.

– Это что, гипноз? – выкрикнули сзади.