Третий не лишний

22
18
20
22
24
26
28
30

Но Леонид зря волновался. По меньшей мере на второй вопрос ответ оказался прост. Жильем викингам служили непонятные зеленые холмы. Здешний люд таким нехитрым способом утеплял деревянные бараки. Дерн к тому же еще и от дождей защищал. Отличная и дешевая система энергосбережения. А вот с вентиляцией дела в жилых постройках обстояли неважнецки.

Как только Белый Ворон распахнул больше похожую на щит, закрывающий лаз в погреб, навешанную на кожаных петлях, грубо сколоченную деревянную дверь, изнутри пахнуло таким застарелым смрадом, что в глазах защипало.

Оля, вдохнув ароматы годами не проветриваемого помещения, от неожиданности поперхнулась, не удержалась и раскашлялась.

– Ё-мое! – пробормотал Бурый. – Да тут топор повесить можно, а они больного внутри держат. Оль, я не доктор, но перво-наперво болезного надо на свежий воздух вынести. С таким уходом и здоровому недолго коньки отбросить.

Все это он произнес на родном русском, так что кроме девушки его никто не понял и внимания на бормочущего трелля не обратил. Старик знахарь только покосился бдительно. Не делает ли при этом чужак каких-нибудь странных жестов. Потому как всякому известно, злой навет одними словами не наложит даже самый сильный колдун. Но так как обе руки у трелля были заняты, опасности он не представлял. А что говорлив излишне, так это как хозяину нравится. Не хотел бы слушать болтовню раба – язык бы отрезал.

Белый Ворон с Олей вошли внутрь, и Леониду тоже пришлось последовать за «хозяйкой». При этом он не переставал ворчать.

– Анекдот вспомнил. Как-то чапаевцы беляка поймали и стали допрашивать, естественно. А тот молчит. Тут заходит в допросную сам Василий Иванович. «Молчит, вражина?» – спрашивает. «Молчит…» – разводят руками чекисты. «Били?» – «А как же!» – «Нагайкой?» – «И нагайкой». – «А шомполами?» – «И шомполами… Молчит, сволочь». – «А портянки нюхать давали?» – «Побойся бога, Василий Иванович! Мы ж не изверги!»

И все же поведение Бурого переходило принятые у викингов нормы. Старик знахарь удивленно вздел косматые брови и спросил у Оли:

– Что ему надо?

– Спрашивает, где я буду зелья варить? Внутри или снаружи, – ответила первое, что пришло в голову Оля. – Он давно у Ормульва Травника…

– А что, есть разница? – знающий остановился.

В землянке, не имеющей ни одного окна, царила густая полутьма, которую едва разгонял сноп света, пробивающийся внутрь сквозь единственное отверстие в потолке. Пара чадящих по углам факелов не слишком помогали ему в этом.

Раненый лежал на дощатом навесе, установленном между четырьмя опорными столбами, резными и обвешанными всевозможным оружием.

Оля взяла ярла за руку. Пульс нитевидный… Кожа покрыта испариной. Дыхание хриплое, прерывистое. Не стонал ярл и не метался только потому, что был в глубоком обмороке.

Возле него стояли две женщины и отгоняли мух, норовящих сесть на открытую рану. А запах рядом с раненым стоял такой тошнотворный, что даже общий смрад перекрыл.

Да уж, все прелести древнего быта налицо. Полнейшая антисанитария. Остается только удивляться, как в таких нечеловеческих условиях род людской вообще сохранился. В общем, та еще картинка и запахи. У Леонида такой вид, что его сейчас вырвет.

Хорошо, что в медицинском учреждении раз и навсегда заведено: какую ты бы ни выбрал специальность, пусть только примыкающую к здравоохранению, – путь к знаниям лежит через анатомичку.

А Белый Ворон ждал ответа.

– Конечно, – со знанием дела и очень уверенно объяснила Оля. – Внутри дома все родичи и обереги защищают ярла. И они, живущие в Астгарде, будут против того, чтоб мы вернули его обратно в Мидгард. Поэтому и зелья надо варить во дворе, на солнечном свете, и Гюрдира Безбородого тоже вели вынести наружу.

– Никогда Травник так прежде не говорил… – засомневался Белый ворон.