Но вдруг…
Сбоку, из калитки, чуть сзади них, выскочил приземистый, вооруженный дубиной человек. Бьет этой дубиной того, вооруженного, сзади, по голове — и пуля из нагана грязной сволочи просвистела рядом со мной. А детина завалился, как подкошенный… Мордой в грязь.
Незнакомец тем временем заламывает руки за спину второму, потом ломает ему хребет… Тот хрипит, или скулит… Тоже падает.
— Уходим, и быстро! Сейчас новые подбегут, а ты — без оружия, — говорит он мне, и тянет за собой.
Уже за калиткой, добавляет:
— Тебе, мил человек, что, жизнь надоела?
— Надоело… Скрываться. Зачем? Увы, это — уже ИХ мир, — невнятно бормочу я.
— У меня здесь, за сараем — двое ребятишек прячутся. Юнкера. Им — тоже умирать? — спрашивает он меня, тянет за стену, вглубь дворов. — Дворами уйдем… Огородами. Неподалеку так называемая Собачеевка пойдет… Домишки небольшие, собаки, хозяйства, дворы… Я неплохо здесь ориентируюсь. За Собачеевкой — поля, степь…
За сараем действительно было двое юнкеров. Попали ребята в переплет…
— Что, стучите зубами? — спрашивает он подростков. — Согрейтесь, вот, — и незнакомец протягивает ребятам флягу. Водка, наверное. Они делают по паре глотков — кривятся.
— И - уходим быстро. Я знаю, здесь, за дворами — есть проход. Там — окраинная улица. Снова железная дорога. Вбок от неё — и огородами уйдем. За городом двинем к нашему отряду. Вот-вот подойдут… Я слыхал. А… зачем нам спасаться, теперь спросите вы, мил человек? — он хмуро посмотрел на меня.
— Нет. Не спрошу. Знаю, зачем: чтобы приехать потом, и провести расследование. И чтобы все историки будущего, все люди знали… О том, что здесь творилось. И на что способны нелюди с человечьими лицами… И чтобы помнили и оплакивали их жертв… Чтобы вновь зазвенел по всем погибшим колокол над бедной Россией. И чтобы всем было ясно, за что ей воздаяние будет…
И я… Вдруг с отчетливой ясностью увидал будущее Таганрога…
Как звенит над страной невидимый колокол, и ангел печали продолжает плакать над этой землей, и до сих пор не все тела похоронены, а души не получили покоя… И страшные тени былого всё так же бродят по этой земле, и сгустки злобы не растворились, а повисли в воздухе…
И не хватит всех священников, чтобы отпеть былых невинно убиенных, и цветы засыхают на землях, где прошли сапоги палачей, и реки крови, что текли, ушли под землю, но остался запах разложения.
Взорванные церкви, стертая во прах культура, любовь, превращенная в пепел… Это даже не фашизм. Это — хуже фашизма. Убиение лучших. Уничтожение праведных. Культ насилия, наушничества, предательства и злословия. Отрицательный отбор целой эпохи…
Диез ире! Если бы Господь обратил свой взгляд на эту землю, то он испепелил бы её в гневе…
Земля Чехова, Павла Таганрогского, многих славных людей — превращена в ничтожный и пустой духом город. Идешь по нему — и будто не хватает чего-то. Чего-то самого главного, важного, значительного. Без чего нет жизни…
Город, некогда лиричный и мечтательный, превратился в город заводов, искореженного металла, хлама, пустых строений, мусора и грязного моря, где мертвая рыба валяется вверх брюхом и гниет на пляжах…
Да, я увидел всё это. Будущее… И глаза мои были сухими.
ebooksa