— Чокнутый!
— Это — знаменитый питерский Отшельник, — сказал кто-то в толпе, — Ему нельзя перечить. Если кого избрал — излечит от недугов. Если кто ему не понравится — проклянет. Всяко бывает.
— Милости просим в келью мою. Да восхвалим Господа и дела его, братья мои! — и Отшельник, приобняв Схимника и Николая, обратил их к выходу.
Две женщины смотрели издали на них пристально. Одна из них, со светло-русыми волосами, прошептала что-то и побледнела. А встретившись случайно с глазами парня-инвалида, вздрогнула, и отвела взор.
Парень тоже вздрогнул, встретившись с ней глазами. Но не отвел их, и еле заметно улыбнулся.
— Диез ире, диез илля, солвет секлум ин фавилля, — провозгласил Отшельник, сквозь толпу прорубая дорогу к выходу.
В парке, куда они долго, странными окружными путями, шли от метро «Черная рачка», пахло прелой мокрой травой. Последние листья с деревьев опали во время недавних заморозков, но голые ветви не наводили мысли о печали и смерти. Всюду на парковых дорожках были огромные лужи, и местами абсолютно непролазную грязь надо было обходить по траве и листьям газонов. Но воздух здесь был непривычно чистым для большого города. И потому, у Николая закружилась голова. Он остановился, опираясь на костыли, и часто-часто задышал.
— Подойди, прислонись к дереву; напитайся этим воздухом. Он очистит тело, придаст ему энергии, — сказал Отшельник.
Николай, осторожно огибая лужи, заковылял к одному из ближайших деревьев, высокой белоствольной березе.
— Женское дерево выбрал. Значит, думает о тебе кто. Берегиня твоя, — сказал отшельник.
Николай улыбнулся, припомнив Марию в Казанском Соборе. Её неожиданный взгляд, удивленный и пронзающий.
Вскоре они были рядом со странным домом с заколоченными ставнями. С кривой надписью краской по ржавой железной табличке: «Не сдаётся. Не продаётся. Хозяина не беспокоить». Хотя, большинство и так не беспокоило б, наверное, решив, что домик приспособлен для сторожа парка, хранения лопат и граблей. Снаружи облицованный деревом, с наваленным на крышу хворостом, внутри он оказался каменной постройкой, и, похоже, очень старой. В доме имелась всего лишь одна небольшая комната с отделенным от неё перегородкой длинным и узким коридором.
В коридоре пахло грибами, непонятно откуда взявшимися в Питере. Связки сушеных грибов, перемежаясь с пучками трав, были развешены на веревке, вдоль глухой стены. Дом был низкий, с провалившимся, впалым входом. Помещение, таким образом, было полуподвальным. Окна, с внешней стороны наглухо закрытые ставнями, снизу, наполовину, были заложены более поздней каменной кладкой. Сверху имелись занавески из грубой льняной ткани.
Комната эта вся насквозь пропахла ладаном; пол, хотя простой, неокрашенного дерева, был навощен до блеска, а может, ещё и отполирован до такого состояния издревле молящимися здесь людьми.
Несмотря на то, что внутренность этого дома ничуть не напоминала собой тот великолепный храм, в котором они сегодня побывали, молитвенная сила и нерушимое спокойствие, разлитые тут, действовали более успокаивающе; сила духа чувствовалась великая в этом малом доме. Это был истинный Храм духа Господня.
В единственной комнате была здесь и печь, и камин. Небольшой деревянный топчан, покрытый одеялом; тоже деревянный, грубо отёсанный, стол. Лавка с подушками для сидения, вышитыми крестиком. Огромный сундук у стены, открытый и полный книг… Вот и вся мебель необычного дома.
Также, на стене висели старинные ходики и две иконы. Одна из них изображала Богоматерь с младенцем. Икона была весьма не традиционна для православия. У Богоматери были глаза и облик, весьма похожие на те, что у Сикстинской Мадонны; и вообще, от этой иконы веяло эпохой Возрождения.
На второй иконе, явно бывшей некогда темной, как доска, но просветлевшей и явившей лик, был изображен Исус Христос с чашей вина в руке, среди нескольких учеников. По технике исполнения икона была похожа на работу самого Рублёва.
— И сказал он: «Пейте из неё все, ибо сиё есть кровь моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов», — сурово проговорил Отшельник, проследив направление взгляда Николая. Тот рассматривал икону с интересом.
Здесь стояла нереальная, потусторонняя тишина. Лишь старые ходики тикали, да, устроившись на одной из подушек на лавке, мурлыкал огромный серый кот.
ebooksa