– Значит, слабенько думала. Жрать идешь?
– Да, конечно.
Жестяная тарелка обожгла пальцы. Мириам, усевшись и скрестив ноги, поставила ее перед собой, на песок. Суонк, примостившись рядом, шумно дула на ложку, и при этом косилась на Мари, расхаживающую вдоль костра, точно заводная фигурка. Впрочем, на нее сейчас смотрели все – Джейд, мешающая суп в котелке, Йоко, и двое акробатов, устроившихся рядом, и, в особенности, Руби, чьи цвета каким-то невозможным образом сочетали восторг и испуг. Все, кроме разве что Вероники, выскребающей тарелку настолько усердно, словно от этого зависела ее жизнь.
– Ну, что? – Нетерпеливо спросила Мари, остановившись. Мона, воспользовавшись паузой, робко протянула ей тарелку, которую та проигнорировала.
– Хорошая история. – Выдавил Руби, пряча глаза. – Две купеческих семьи. За нее нас не выгонят из города. И ты очень хорошо… показываешь.
– Играю. – Поправила его Мари. – Меня этому учили. И ее тоже. История получилась понятной?
– Я все понял…
– А я нет. – Неожиданно сказала Суонк, и облизала пальцы, которыми держала ложку. – То есть не поняла, кто мог поженить двух девок, пусть даже и в тайне от всех…
– Я играла юношу. – Сухо ответила Мари.
– Ааа…
– Еще что-нибудь?
– Самоубийство.
– Что?
Вероника отложила тарелку, меняясь. Долю секунды спустя на ее месте сидела Би:
– Она воткнула кинжал себе в сердце. Это сложно сделать, если не знать, как, да и если знать, тоже. Ей проще было перерезать себе горло, наклонить голову вот так вот, и…
– Это называется допущением. Небольшая неточность…
– Мне она кажется большой. Еще она могла бы воспользоваться игольником.
– Он… он мог бы. Ромео.
– Я слышала о случае, когда двое влюбленных застрелились. В это гораздо проще поверить.
– Хорошо, я подумаю над этим. Но… вам вообще понравилось?