Дорога мертвых

Она глубоко вдохнула.

– Ритуал приближается. Через десять минут сюда прибудет первый караван, и все изменится для нас, навсегда. Я бы хотела… давайте еще раз скажем спасибо нашим друзьям, которые позволили нам… подойти к этому моменту.

Она повернулась к Мириам, которая, усевшись на решетчатый бампер машины рейдеров, заново перевязывала руку Моны. Бинт, пропитанный жирной мазью, никак не хотел ложиться ровно. Мона терпела молча, но ее цвета были достаточно красноречивы, и Мириам, сморщив лоб от напряжения, как раз укладывала особо непослушный виток.

Нестройный хор благодарностей застал ее врасплох. Выкрики взлетели над селением, тихие и какие-то незначительные на фоне недостроенных конструкций, уходящих далеко вверх – точно шепот ребенка, теряющийся в большой комнате.

Арго, сидящий на капоте с другой стороны, поднял в приветствии руку с огромным сандвичем. Рукав кожаной куртки висел лоскутами, спекшимися от крови, но Мириам, настояв на том, чтобы осмотреть его раны, обнаружила, что они закрылись сами. Вместо отверстий от трех или четырех игл, вошедших гладиатору в грудь, плечо и в бок, остались только кровавые пятна. Арго даже не стал смывать их, помогая перегнать пару захваченных каров. А за то время, пока Мириам помогала грузить вещи, а затем возилась с повязкой, он успел раздобыть где-то пару сухих бисквитов и здоровенный кусок вяленого мяса.

От предложенной им еды Мириам отказалась. Как у него еще оставался аппетит после всего, что произошло, она понять не могла.

Би, по ее мнению, поступила гораздо правильнее, отправившись к колонкам, отмываться, и застряв там на добрые полчаса. В эфир, пронизанный тающими электрическими полотнами и голосом Риордана, приветствующего приближающиеся цирки, то и дело прорывались фрагменты ее беседы с Вероникой. Из нее следовало, что Ребекка слишком много думает, когда нужно действовать, а Вероника наоборот, забывает про защиту, и теряет голову. Би говорила немного рассеянно, будучи явно занята умыванием, а Вероника на большинство ее аргументов отвечала хихиканьем, или беззлобной руганью. Мириам чувствовала, что разговор не очень занимает обоих, что им всего лишь нужно отвлечься, забыть на несколько минут об хайвее и поле, покрытых коричневыми пятнами крови. Мириам тоже старалась отвлечься, хотя не чувствовала ни отвращения, ни тошноты при виде трупов. Ее немного трясло после пережитого напряжения, но и не более того. Бесчувственность и отсутствие страха следовало как-то обдумать, разобраться в них. Но в то же время размышлять совершено не хотелось, и проще было заниматься чем-то привычным – таскать мешки, перебирать продукты, одежду, или перевязывать раны.

Девочка-Змея, видимо, предпочитала поступать так же. Несколько раз за последний час Мириам ловила на себе ее изучающий взгляд, а затем огонек, состоящий из испуга, смешанного с удивлением и одиночеством, снова приходил в движение. Ее растрепанная шевелюра, серебрящаяся на солнце, мелькала везде – от хайвея, рядом с которым она вырыла всего одну, неглубокую, могилу, до тупика, в котором Арго встретил первую волну рейдеров. Методично и упорно она собирала с тел оружие и картриджи для игольников, и сваливала у самого поля, возле строя уцелевших каров. Ее поведение и цвета напоминали Мириам о чем-то болезненном и далеком, воспоминании, углубляться в которое тоже не было никакого желания – проще было возиться с непослушным бинтом, не желающим ложиться ровно.

Слова благодарности прозвучали, как хлопот крыльев голубиной стаи, снимающейся с места – слившись в шум, один общий голос.

– Спасибо. – Тихо и виновато повторила за всеми Мона.

– Ты сделала больше, чем я. – Ответила Мириам. Арго еще раз помахал сандвичем, и откусил от него громадный кусок.

– Это не я. – Возразила Мона, морщась от боли. – Это мой талант. Они такие разные. Мари умеет уговаривать, а я умею подчиняться, просто… очень хорошо.

– Странный талант.

– Готовимся! – Скомандовала Мари, и нестройный шум усилился. Молодые люди двинулись по полю мимо ржавого кара, на котором устроилась Мириам. Кто-то дотронулся до ее плеча, бедра, до рукояти игольника – как тогда, у колонки, словно пытаясь понять, настоящая она, или нет. Заставив ее вздрогнуть, и забраться на капот с ногами.

– Давай я. – Предложила Мари, подходя, и берясь за край бинта. – Мне нужно учиться, я еду с ней.

– Хорошо. – Легко согласилась Мириам. – Только не слишком туго, а то ей…

– Я чувствую каждый ее нерв. – Прошептала Мари. – Боли нет, Мона!

– Боли… нет. – Повторила та, с каким-то детским удивлением, и ее цвет изменился. – Совсем не больно.

Мириам отвернулась, чтобы скрыть смущение. Их пара заставляла ее чувствовать себя лишней, это было обидно, и глупо. Чужие чувства, случайно подслушанные и принятые за свои.

Ее собственный глупый талант.