Крепость лжецов

Она протянула вторую руку к Мириам – и комната вокруг рассыпалась ворохом осенних листьев, открывая дорогу совершенно иному окружению.

Теперь все трое стояли на лестнице – широкой, будто хайвей, под небольшим углом уходящей вверх, к тоннелю, обрамленному серебристой светящейся аркой, над которой, мерцая тонкими пунктирными огоньками, вздымалось нечто огромное. Мириам с трудом различила очертания на фоне вечернего неба, усеянного ранними звездами, но сразу же узнала.

Отсюда Королевский Шпиль выглядел просто невероятным – будто цветок Иштар, или что-то, сравнимое по размеру. Венчающее его расширение казалось туманностью в небе, сиянием, чуть затмевающим Луну.

– С этого начнется вечер. – Сказала Мари. Яркий электрический свет, падающий на лестницу со всех сторон, заставил ее белую кожу сверкать серебром. – Здесь он увидит нас в первый раз.

В безжалостном свете детали ее костюма проступали необычайно отчетливо: белые кружева на груди, прямой пиджак, сужающийся на талии, широкие рукава с полупрозрачными манжетами, облегающие брюки с белыми вставками. Убранные под широкий берет волосы открывали изящную шею и мочки ушей, с чуть заметным проблеском черных камней в миниатюрных сережках.

– Так хорошо? – Спросила Мари, и Мириам кивнула. Явно мужской, костюм тем не менее производил явно противоположный эффект, сообщая фигуре актрисы необычайную женственность.

– А я? – Мона потянулась, мягко подхватила руку Мари, и опустила на свою талию.

Ее платье выглядело полной противоположностью костюму ее подруги. Воздушное и почти прозрачное, оно окружало фигуру Моны светло-голубым облаком, под которым проступали вставки плотной материи, и обнаженная кожа. Белые чулки, будто змеиная кожа, облегали длинные ноги, но бедра актрисы под короткой пышной юбкой оставались почти открытыми. Еще одна плотная вставка, следующая всем изгибам фигуры, целомудренно прикрывала живот и грудь, а над ней, будто газовый гейзер, вспухал воротник из кружев, придерживающий гриву из крупных алых локонов.

– Джульетта не столь невинна, как мне казалось. – Задумчиво проговорила Мари.

– Я ничего не знаю о своей красоте. И о соблазнах, которые она несет. – Потупила глаза Мона. – Ты научишь меня?

– Боюсь, учиться придется нам обеим. – Мари взглянула на Мириам. – Как ты думаешь, ему это понравится?

– Он просто набросится на одну из вас. – Честно ответила та. – Если он нормальный мужчина, конечно. И при условии, что его не опередят.

– Значит, остается только нарисовать нас, верно?

– Да. – Глубокая трещина расколола ночь над лестницей, повинуясь приказу Мириам, пропуская холст – пока еще пустой. Здесь он выглядел почти как настоящий бумажный лист, только высотой в два человеческих роста. Его поверхность ярко светилась, отражая электрический свет, а темные линии, побежавшие по нему вслед за жестом Мириам, казались трещинами, уходящими в ночь. Усилие, требующее их возникновения, было быстрее любого движения руки. Она молниеносно набросала два силуэта, и контур лестницы за ними, потом начала углублять детали костюма Моны – складки кружев на воротнике платья, укладку волос.

И задумалась на долю секунды. Потом снова прикоснулась к холсту – и на лестнице, рядом с актрисами, проступил третий силуэт. Такой же стройный, но более женственный, в длинном платье, разрезанном сбоку, и обнимающем его, будто цветочный бутон.

Мона рассмеялась:

– Вот как? Ты тоже решила озадачить Монти? Или, может быть, кого-то соблазнить?

– Я обещала, что покажу ему платье, которое хочу.

– Помню – ты создала его во время передачи. – Проговорила Мари. – Нарисовала сама себя. Твой талант близок к Иштар, потому что позволяет творить.

– И даже больше. Как ты и обещала – я могу прикасаться к цветам, которые вижу внутри людей. – Мириам запнулась. – Та девушка, Джессика – она и правда боялась за Неро, верно?