Крепость лжецов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну же, сколько можно! – Суонк нетерпеливо подпрыгнула на месте. – Он же уйдет!

С момента их последней встречи прошло не более десяти минут, и Мириам оставалось лишь осторожно покачать головой:

– Они все еще там. Прямо напротив, чуть левее лифта.

Суонк стремительно обернулась.

– Ни черта не вижу, все же закрыто. – Разочарованно проговорила она. – Я думала, ты с платьем справишься быстрее. Сестричку вон до сих пор меряют.

– Это не платье. – Возразила Мириам, осторожно глянув вниз, где пара стрекочущих механизмов придавала очертания коротким белым шортам. – Сейчас так одеваются девушки в Атланте.

– Не без моего скромного участия, должен признать. – Галантно отвернувшись, и прикрыв глаза веером, Монти поставил у ног Мириам пару туфель. На высоком каблуке, и почти прозрачных, будто сплетенных из золотой сетки. – Я выбирал такие, которые подойдут к этому костюму, и похожи на те, что будут идти с платьем…

– Точно, туфли… – Мириам почти всплеснула руками, но ощущение холода под мышкой удержало ее. Рисунок, распределенный сейчас на экранах за ее спиной, изображал трех девушек, в четко прорисованной одежде, но с едва намеченными лицами. Собственный образ Мириам в длинном платье стоял на лестнице босиком, чуть приподнявшись на носки, будто ступени были горячими.

– К ним нужно будет привыкнуть. – Продолжил Монти. – Так же, как маленькая нахалка сейчас приспосабливается к униформе. Старайся не напрягать ноги слишком сильно, но походи в них хотя бы несколько часов, чтобы позже, на лестнице, не возникло проблем.

– Каких например? – Мириам осторожно поставила ногу в туфельку, и Монти тут же защелкнул магнитные замочки на золотистых ремешках.

– О, поверь. Для некоторых женщин такие каблуки – одна из самых больших жертв, которых требует от них красота.

Замки на второй туфельке защелкнулись, Мириам ступила на нее – и сразу же поняла, о чем говорил шут. Каблук был высоким, и слишком тонким, создавая очень узкую площадь опоры. К тому же основание невысокой платформы, на которой размещалась подошва, тоже было недостаточно широким. Ощущение было таким, будто она стоит на невысоких ходулях, вроде тех, на которых обычно расхаживают ярмарочные зазывалы. Мириам пришлось сделать маленький шаг, чтобы сохранить равновесие, и одна из служащих придержала ее за руку, одновременно прошивая рукав белой блузки стрекочущим механизмом.

– Ну и долго еще? – Нетерпеливо поинтересовалась Суонк.

Мириам взглянула в экран, расположенный слева от входа, и сейчас работающий как зеркало. Кроме возвышения, на котором ее одевали, в нем отображалась часть комнаты позади, Мари, обсуждающая что-то с Моной у экрана чуть дальше, и Монти, тихо беседующий по коммуникатору. Сама Мириам выглядела уже почти одетой – шорты были полностью готовы, к блузке пришивали воротничок и второй рукав, а одна из служащих приспосабливала к ее плечу нечто, готовое вот-вот стать частью короткой курточки.

– Две минуты. – Сказал Монти с экрана, прикрыв коммуникатор рукой. – Это же серийный комплект, писк сезона.

– Ууу… – Огорчилась Суонк, и уселась справа от входа, прямо среди вороха вещей, видимо, не подошедших актрисам. – Долго как. И плечо опять болит. Слышишь, длинный?

– Напомните мне, когда будете уходить, чтобы я выдал тебе аптечку. – Ответил Монти. – А пока потерпи хоть пару минут.

– Угу. – Суонк замолчала, подобрав и разглядывая шляпку, которую совсем недавно носила с собой Мона. Мириам закрыла глаза, прислушиваясь к стрекоту и щелчкам швейных механизмов. Актрисы неслышно переговаривались у нее за спиной, их цвета переливались, почти перетекая друг в друга, будто в едином сознании. Сдержанное возбуждение Мари, страх Моны, и ее сомнения, что-то, похожее на злость, плавно переходящее в нежность. Внутри актрис бурлил водоворот, наверняка невозможный для обычного человека, но только сейчас Мириам поняла, что чувствует, глядя на него: жалость.

Ей было жаль их – странных, но все же прекрасных. Готовых совершить нечто, отвратительное любой нормальной женщине, ради спасения брата. Который наверняка открутил бы головы обеим, узнав, что они задумали. Мириам хорошо запомнила, как Сломанная Маска в теле Моны смотрел на Мари. Ведь и захватили его наверняка только потому, что он пришел им на помощь. А сестры пытаются отдать долг, найдя для этого единственный возможный способ. Тогда правильно ли поступает сама Мириам, помогая им? Что бы сделал сам Сломанная Маска на ее месте – смешал их цвета? Стукнул головами, как маленьких детей, а потом обнял?

Представив эту картину, она грустно улыбнулась. В центре водоворота чувств неподвижно горела решимость. Чтобы заставить их отступить от своего плана, ее пришлось бы сломать. С какой-то новой, недавно обретенной ясностью Мириам видела, что вместе с ней сломается и то, что делает сестер самими собой, их личности.