Завершив монолог, мальчик засмеялся и помчался за телегой с юношеским задором.
Ачимвене глядел на телегу, пока та не скрылась за поворотом. С нежностью отца, который берет на руки только что родившегося младенца, он взял коробку с книгами и понес в свою комнатушку.
Жизнь Ачимвене вот-вот изменится, но он этого пока не знает. Остаток утра он провел в радости, внося древние книги в каталог, оберегая их от тления, расставляя на полках. Его приводила в экстаз всякая яркая обложка. Ачимвене брал книги кончиками пальцев, переворачивал страницы осторожно, почтительно. На Центральной много вер, однако лишь Ачимвене почитает древние, вышедшие из употребления книги. Ему нравилось думать, что он почитает саму историю.
Таким образом, он провел утро в радости и всего с одним клиентом. Ибо Ачимвене был не одинок в своей… одержимости? Страсти?
Были и другие ему подобные. Обычно мужчины, обычно, как и он, с трещиной в фундаменте личности. Они приходили отовсюду: паломники нерешительно шагали по незнакомым улочкам старого района, добирались до комнатушки Ачимвене, лавки без названия. Вывеска им не нужна. Они просто знают, куда идут.
Раз в месяц появлялся армянский священник из Иерусалима: фанатично искал дешевое чтиво на иврите, столь древнее, что даже Ачимвене не всегда мог поддерживать беседу, – книжки о любви, двадцать-тридцать скрепленных скобками страниц, повести о сионистском пыле и любовной горячке, столь малочисленные, столь ломкие, что их в мире почти и не осталось. Нур, редкая женщина-коллекционер, приезжала из Дамаска раз в год; ее интересовали работы малоизвестного поэта и фантаста Лиора Тироша. Еще был мужчина из Хайфы, собиравший эротику, и мужчина из Галилеи, собиравший детективы.
– Ачимвене!
Ачимвене выпрямился в кресле. Он просидел за столом полчаса, работая на своей гордости и радости, редком экспонате коллекции: настоящей ивритской печатной машинке. Таковы его покой и его побег: когда все спокойно, он восседает за столом с пером в руке – как писали древние, давно исчезнувшие сочинители дешевых книг, – и наслаждается историями о великих подвигах, спасениях и побегах.
– Шалом, Гидеон. – Ачимвене украдкой вздохнул. Гидеон, топтавшийся на пороге, вошел внутрь: согбенный старик с длинными седыми волосами, часто моргающий, с приношением в виде бутылки дешевого арака.
– Стаканы есть?
– Конечно…
Ачимвене нашел два стакана, оба не слишком чистые, выставил их на стол. Гидеон мотнул головой в сторону печатной машинки:
– Опять пишешь?
– Сам знаешь.
Иврит – его родной язык. Когда-то Джонсы были нигерийскими иммигрантами. Говорили, будто они прибыли по рабочим визам и остались. Еще говорили, что они бежали от позабытой гражданской войны, нелегально пересекли границу в Египте и остались. Неважно: Джонсы, как и Чонги, жили на Центральной давным-давно.
Гидеон открыл бутылку, налил обоим.
– Воды? – предложил Ачимвене.
Гидеон покачал головой. Ачимвене вновь вздохнул, а Гидеон поднял стакан с прозрачной жидкостью:
– Лехаим.
Они чокнулись. Ачимвене отпил арака, обжег горло, ноздри защекотал анисовый аромат. Вспомнился шалман сестры. Ачимвене:
ebooksa