Пассажиры разума

22
18
20
22
24
26
28
30

— К реке схожу, наловлю рыбы.

— О! Фиш на завтрак — это здорово! — Он довольно сноровисто, снял с себя «обвес», крепившийся на кожаных ремнях с миниатюрными пряжками: наплечники, налокотники, поножи и нагрудник полетели на землю. Даже не удосужившись сложить их в кучу, он, кряхтя, стягивал с себя кольчугу. Оставшись в штанах и стеганой куртке, гот сказал:

— Идем к реке!

— А как же наши вещи и конь? — спросил я.

— Пустяки. Тут нет эльфен. Не беспокойся об этом.

Я невольно улыбнулся: представить себе надменных гордецов эльфов, а именно такой образ сформировали в моем воображении прочитанные книжки, вороватыми, было трудно.

— Ладно, — согласился я и, срезав ножом гибкий прутик с раздвоенным кончиком, вручил его Ульфиле с пояснением — это для рыбы.

Размахивая прутиком, гот, широко шагая, направился к реке. Я, прихватив кожаную флягу, еле поспевая — за ним. Выйдя на дорогу, гот пошел по ней, а не дальше в лес, как я намеревался. Он местный, ему виднее. И правда, вскоре мы вышли к деревянному мосту на сваях, едва заметных над водой.

Выкопав червяка, наживил и прямо с мостика закинул снасть в реку. Ульфиле, разувшись, сел рядом на брус и опустил ноги в воду.

Груз для течения оказался слишком маленьким. Наживку тащило к мосту, я видел, как ослабляется леска. Забросив червя на другую сторону, почти под сваи, тут же почувствовал поклевку. Полосатый окунище весил под килограмм и порадовал он не только меня. Гот искренне восхищался насаженным на кукан речным хищником.

Окунь брал хорошо. Поглядывая на пять рыбин в руках Ульфиле, я собирался закончить удить и вытащил из воды крючок. На нем болтался маленький окунек. Появилась мысль половить на живца, и я сделал заброс к камышам у берега. Закрепив удилище между бревен настила, стал умываться. Увидел, как натянулась леска, и не стал спешить с подсечкой. Нужно дать речному хищнику время, чтобы он перевернул рыбку головой к пасти. Когда леска натянулась во второй раз, я подсек и почувствовал приличное сопротивление. Удилище сломалось и Ульфиле с криком: «Их гее ум хельфе!» — бросился в воду. Пока я пытался поймать рукой леску, колечко равнодушным голосом перевело — «иду на помощь».

Гот схватил леску первым. Перебирая ее руками, он тянул пойманную рыбу, а я ожидал, что вот-вот щука, а поймалась именно она, ее перекусит. Обошлось: Ульфиле не боясь порезаться, схватил ее под жабры и выволок на берег. Бросив на землю, стал бить пяткой рыбу по голове, приговаривая: «Гутен фиш, гутен фиш…»

Щука, действительно, была хороша — не меньше пойманного на днях сома.

Наполнив флягу водой и захватив трофеи, мы отправились в обратный путь. Смешивая русские и немецкие слова, гот восхищался рыбалкой и расхваливал кулинарные способности корчмаря Земека из Збычева, обещая, что тот из пойманной щуки приготовит блюдо, достойное короля.

Конь, почувствовав на расстоянии хозяина, заржал. Я, сдерживая желание побежать к биваку, поискал взглядом рюкзак. Все у потухшего кострища оставалось на месте. Успокоившись, забрал у гота окуней и чертыхаясь, стал чистить.

Ульфиле, бросив щуку на землю и из горы хлама, что вчера сгрузил с коня, достал огромный топор. Пошарив по округе взглядом, подошел к ближайшему дереву. Ловко обрубил сухую ветку. Искромсав ее в щепы, занялся костром. Когда поднявшееся пламя заставило меня сменить дислокацию, гот без жалости изрубил куст лещины. Натыкав вокруг огня жерди, стал снимать с себя мокрую одежду.

Развесив ее у костра, притащил седло и пояс. Усевшись на седло, он достал из сумки, болтающейся на поясе, люльку и мешочек с табаком. Набил ее и, выхватив из костра поленце, подкурил. Я, наблюдая за ним, даже рыбу чистить перестал. Ульфиле, заметив мой интерес, пустил колечко дыма и, приподняв руку, пояснил:

— Трубка.

Дочистив рыбу и сполоснув из фляги руки, я достал из кармана сигарету. Прикурил от костра и с победоносным видом, тоже пустив колечко дыма, подколол гота:

— Сигарета.