— Завтра — пожалуйста, — широко улыбнулся курчавый вымогатель. — Сегодня — ни за что.
Свободные места исчезали с невероятной скоростью, и парковщики прекрасно понимали: откажутся одни, тут же появятся другие. Оставлять же дорогущие байки без присмотра Рус не хотел. Выдал еще пару ругательств, но деньги протянул:
— Держи.
— Да не оставят тебя духи Лоа, добрый человек!
— Тебе того же и туда же.
Уличный экран затянул религиозный гимн, его подхватили сотни идущих по мостовой людей.
— Купите цилиндр, добрые господа! Точно, как у Папы…
— Футболки к событию! Недорого! — На черной ткани — лицо баварского архиепископа. Под ним надпись: «Москва». И дата.
— Холодная вода! Возьмите с собой холодную воду!
— Зонтики от солнца!
Люди, люди, люди… Монахи-замбийцы, призванные обеспечивать порядок во время проповеди, перекрыли улицы за восемь кварталов до соборной площади, дальше только пешком, влившись в толпу.
— Три миллиона — это много, — продолжила разговор Матильда, когда друзья бодро зашагали по мостовой. — Но почему все они едут с Болота?
Три уровня Ленинского проспекта, самой прямой дороги из центра Анклава на территорию Католического Вуду, забиты под завязку: мобили, автобусы, «табуретки» и мотоциклы шли сплошным потоком. Две крупные пробки. И то же самое, если верить приходящей в «балалайку» информации, творилось на всех ведущих в Занзибар улицах.
— Папа Джезе широко известен и очень популярен, — скупо обронила Пэт. — Людям интересно.
— Хочешь сказать, что его придут слушать не только вудуисты? — недоверчиво прищурился Кимура.
— Но ведь ты пришел.
— Я с тобой.
Уперся, как баран, сказал, что вчетвером надежнее, и пошел. Не захотел отпускать Патрицию в Занзибар.
— Джезе впервые приехал в Москву.
— Но почему такой ажиотаж?