Сентябрь

Он лежал, наполовину задохнувшийся, во рту и в носу было полно сырого песка. Наконец по­чувствовал, как кто-то пинает его в бедро, дергает за плечо, переворачивает на спину. Вагнер вскрик­нул, плюясь песком – было больно.

Он открыл глаза и сразу же их закрыл, так как сразу же перед ними увидел ствол с характер­ной газоотводной трубкой. ʺКалашʺ.

- Оставь его, - услышал он девичий голос. Снова открыл глаза.

Стоявший над ним человек был одет в пятнистый спецназовский комбинезон. Но русским он не был. На голове у него был польский арамидовый шлем с прикрепленным к полотняному чех­лу сво­бодно болтающимся кусочком рыжего меха. Оснащение у него было американским, зато па­тронташ – русский.

Из-под шлема на плечи спадали длинные волосы.

- Да вижу я, вижу, - неохотно буркнул таинственный тип, молодой парень, как заметил Вагнер. И буркнул достаточно громко, так как слышно его было сквозь гул гаснущего уже огня.

- К счастью, - прибавил тот. – Если бы не лежал на роже, я бы скованных лап и не заметил.

- Раз уж попался эмпикам (MP = military police), парень может быть и в порядке.

Девушка подошла поближе, продолжая чутко разглядываться.

- А вдруг он свистнул бабки у коллеги? Или застрелил кого-то, неосторожно, при свидете­лях, и его нужно было посадить в тюрьму? Ну его нафиг, пускай делают с ним, что хотят… Эй, ты, мазерфа­кер! Разговаривать умеешь? Can you speak?

Девушка склонилась над ним так низко, что на лице он почувствовал нанизанные на реме­шок деревянные бусинки. Шлема у нее не было, только пилотка немецкого танкиста с прицеплен­ным к ней… Да ведь это же беличий хвост, изумленно узнал Вагнер. Когда девушка нагнулась, хвост упал ей на лицо. Та откинула его нетерпеливым жестом.

- Старый уже, - заявила она. – Наверняка воровал снаряжение, на тылового пердуна по­хож. Типичный мазерфакер! – прибавила она.

Вагнер выплюнул остатки песка, поворачивая во рту прикушенный язык.

- Отъебись от моей мамочки, киска, - не слишком четко произнес он, глядя, как глаза де­вушки расширяются от изумления.

Товарищ девушки наклонился и помог встать. При этом Вагнер скривился от боли.

- А стреляешь ты, Корин, вечно как задница.

Еще один девичий голос. Да нет, скорее женский, эта была постарше. В руках она держала М-16 с подвесным гранатометом, на груди лента с патронами 40 мм. И, естественно, беличий хвост, который гордо развевался на боку шлема, на сей раз – германского.

- С пяти метров не попал, я же видела. – После этого она обратилась к пленнику со скованны­ми руками: - Только пан, похоже, не в претензии.

- Нет… - начал было Вагнер, все так же не понимая, что вокруг него происходит. Его пере­бил вопль.

Из разбитого ʺхаммераʺ, единственного, который не горел, как раз вытаскивали сержанта-ирландца, на котором каким-то чудом не было ни царапины. Словно кот, он цеплялся за дверь и дета­ли кузова, порезав ладони о рваный пулями металл. Только у него не было ни малейшего шанса, вы­таскивавших было четверо, и хотя они друг другу мешали, достаточно быстро справи­лись с делом. Удар прикладом повалил ирландца на колени; в догасавшем зареве пожара было видно его поблед­невшее, покрытое потом лицо и переполненные гадким страхом глаза. Те, кто вы­тащил его из каби­ны, отступили на несколько шагов и подняли свои стволы. Жандарм чего-то кри­чал, по его лицу текли слезы; Вагнер хотел было подойти к нему, но кто-то схватил его за простре­ленное плечо.