Очнулась я от тряски и вспышек под веками. И еще - от ветра, от которого сразу же зашлась в кашле: если существует ветер, целиком состоящий из дыма и гари, то это был он. Под животом в такт шагам раскачивалось чужое плечо. Я подняла голову, долго укоризненно рассматривала массивный шлем с трещиной поперек зеркального щитка, одними губами проговорив: "Придурок".
Оглобля, кто бы сомневался. Явно добежал с Тикки до выхода, посмотрел, что я не двигаюсь, но жива, оставил ее с Тайлом, и...
Я посмотрела через плечо. Тикки вяло кивнула, таща Тайла на закорках.
Мимо проплывали дома уже даже не окраин - мы были почти в центре. Выбрались, даром, что втроем.
Край неба уже светлел, но на улицах и так было слишком светло - дома горели десятками.
Внезапно земля вздрогнула, и на горизонте один за другим выросло с полдесятка огненных шаров, разнеся в пыль три квартала. Разве операция по прикрытию не должна бы уже закончиться?...
Из переулка, ведущего из подорванных кварталов, выбежали солдаты. Маэст резко остановился, что-то выкрикнув. Новоприбывшие замерли и уставились на нас.
Я смотрела на них, на "чешую" и тяжелую броню с гербами Инея, на приметную, с вычерненным прикладом "мать" нашего взводного, и не верила своим глазам. Выбежавший последним однорукий солдат с грубой повязкой на плече и траурной лентой в белой косе резко вскинул голову.
Вы живы? Где т"хоры?...
Где-то бродят. Но... Что происходит? Почему вы не на базе?
Потому что базы больше нет.
Что?...
Я протянула руку и вцепилась в рукав оракула.
Нет? Что значит - нет?!
Тот только махнул Маэсту рукой, приказывая следовать за ним. С плеч Тикки сняли Тайла, и отряд снова побежал вперед - обратно к трущобам, возвращаясь туда, откуда пришли мы. Мимо проплывали обожженные трупы, и, изредка - живые т"хоры-одиночки, которых сметали одновременным залпом нескольких "матерей". В темном, грязном проулке почти у границы трущоб, накренившись на бок, лежал полицейский гравилет с разорванным пилотом в кабине. Машину в несколько пар рук выровняли, увечное тело выложили.
Солдаты набились в отсек для заключенных так, что не было места даже вздохнуть. Взревели двигатели, гравилет тяжело поднялся в воздух и, перегруженный почти на грани критической отметки, поплыл низко над землей, забирая на восток, навстречу встающему солнцу.
Рядом со мной стоял Диррхейм, подпирая здоровым плечом.
- Что все-таки с базой?...
Он медленно, заметно дрожащей рукой, стянул разбитый шлем.
Базы нет, вы же слышали. Ни базы, ни города... Ничего уже нет.