– Дарья. Ты же дочь русского морского офицера. Или я что-нибудь напутал?
– Нет. Просто любопытно ужасно. А с ней, с Рэйчел? Как ты её встретил?
Ответить Гурьев не успел – вошёл Шульгин, совершавший полуночный обход. За его своевременное появление Гурьев преисполнился к Денису такой благодарностью, что едва удержался от желания сдавить его в крепких дружеских объятиях. Он поднялся:
– Ну, личному составу отбой. Первая вахта твоя, Денис Андреевич. Два часа.
– Себе собачью вахту оставил?
– Адмиральскую, товарищ Шульгин, – просиял Гурьев. – Адмиральскую.
Он уснул и проснулся ровно по часам – биологический будильник у него работал всегда безупречно. Шульгин не то что бы падал с ног, но устал изрядно, – сказывалось напряжение, обилие новых впечатлений и отсутствие привычки к охотничьему сидению, какой у Гурьева хватило бы на десятерых, существуй способ ею с этими десятерыми поделиться.
– Ложись ночевать, боцман, – тихо сказал Гурьев, беря Шульгина, неотрывно глядящего в окошко, за плечо.
Денис вздрогнул, проворчал шёпотом:
– Твою в бога душу, Кириллыч! Я даже не слыхал, как ты встал!
– Этому за неделю не научишь, Денис, – вздохнул Гурьев. – Так что терпи. Иди спать. До завтра.
– Сегодня уже, – буркнул Шульгин и, крякнув, поднялся со стула.
Едва Денис утихомирился, как тихонько открылась дверь в «гостиную», и в проёме нарисовался силуэт девушки в платье и вязаной кофточке. Едва слышно ступая босыми ногами, Даша подошла к столу, отодвинула стул и села рядом с Гурьевым. Он покосился на неё, вздохнул:
– Что?
– Мне не спится. А тебе скучно так сидеть…
– Это Денису Андреевичу скучно. А мне есть, о чём подумать, дивушко.
– Почему ты меня так называешь?
– Потому что ты такая и есть. А отец как тебя называет?
– Когда настроение хорошее, мартышкой. А когда сердится, по имени-отчеству.
– Бывает, что сердится?