Киммерийская крепость

22
18
20
22
24
26
28
30

– Буду, – кивнул Симонов, рассматривая Гурьева полным изумления взглядом. – Конечно, буду…

Они встретились снова почти через месяц – в том же кабинете в «Национале». Гурьев, осторожно опустив на стол два тоненьких машинописных листочка, спросил:

– Вы знаете, Костя, что это такое?

– Знаю, – кивнул Симонов. – Это мой подарок. Вам и ей. Я ведь всё понял, даже если вы…

– Это нельзя печатать сейчас, – перебил Гурьев, не давая Симонову произнести самого главного, самого страшного. – Ни в коем случае нельзя. Не время. Это нужно удержать. До войны. Когда начнётся война – тогда. Если вы не понимаете, Костя, я вам скажу. Это спасёт тысячи жизней. Тысячи. Может быть, миллионы. Как вам удалось, Костя? Откуда вы узнали?!

– Вы же сами сказали – возможно, я смогу что-нибудь с этим сделать. Я сам… болен. Это всё, что я могу.

– Я не могу принять такого подарка, Костя. Я не заслужил. Немыслимо.

– Заслужили. Поверьте – заслужили. Вы просто боитесь в это поверить. Делайте с этим, что хотите. Нельзя – так нельзя…

– Просто сейчас – никто не заметит. Не случится того резонанса, что лежит в основе всякого чуда. Понимаете, Костя? Но это – лучшее из всего, что я видел, написанного о чувствах. О чувствах солдата. Костя. Не смейте делать ничего, что может этот огонь погасить. Ничего, слышите? Его свет принадлежит всем, и вы должны это знать.

– Вам в самом деле понравилось? – краснея, как мальчик, спросил Симонов.

– Я никогда никому ничего не говорю по два раза, – улыбнулся Гурьев. – Я могу оставить это себе?

– Я же сказал – это подарок.

– Тогда – я хочу автограф.

Гурьев вынул авторучку и протянул Симонову:

– Пожалуйста. Даже если вы более не напишете ни строчки – всё равно вы уже принадлежите истории. Я обещаю вам миллионные тиражи и всемирную славу.

– За одно стихотворение? – недоверчиво глянул на него Симонов.

– За правду, Костя. За правду. Только это чего-нибудь стоит.

* * *

Этот визит Иосиды был неурочным: Рэйчел показалось даже – что-то случилось. Дипломат с поклоном вручил ей конверт:

– Мне велели передать вам это, моя госпожа. Это не письмо, это… привет из Москвы.

– Так срочно? – улыбнулась Рэйчел, пряча за улыбкой радость, растерянность и тревогу.