– Вот, Батя. Сплетен нет. Николай Петрович – царь, бог, отец родной. Нет перебоев с водой, с отоплением, с канализацией. Слесаря трезвые.
– Это как? – Вавилов, кажется, впервые за всё время разговора по-настоящему удивился – не зажёг новую папиросу от предыдущей. – Сан Саныч, ты это о чём?
– Об этом самом. Образцовое хозяйство. Хоть сейчас на доску почёта. Да и висит, конечно.
– Был у районного уже?
– Обижаешь, Батя.
– Ты рапорт когда напишешь?
– Когда Скворушка выйдет, – покаянно хмыкнул Городецкий. И добавил – с нарочитой плаксивостью в голосе: – Ну, Батя…
– Я ундервуд для кого у начальства выпрашивал? – грозно сдвинул брови Вавилов.
– Ну, Ба-атя…
– Ладно, ладно, – Вавилов всё-таки закурил. – Дело ясное, что дело тёмное. Мальчишку вызвал?
– Вызвал. На послезавтра. А сегодня вечерком хочу нагрянуть туда. Посмотреть, откуда ножки растут. Богомол прикроет.
– Что по налётчикам?
– Да ничего пока, – зло дёрнул головой Городецкий. – Этот, которого Уткина подколола. Батя, такой удар – это надо точно знать, куда бьёшь. Удар потрясающий просто. На шпильке – другая кровь тоже. Больницы и морги я опросил, но пока отчёты пришлют…
– По острому предмету?
– Редкая штука. Я ничего похожего никогда не видел. Литературу поглядел. Японки такие шпильки в традиционную причёску встраивают. В умелых руках и в ближнем бою – гроб с музыкой. А это ещё и старинная работа. Дерево, кость. Одним словом, Батя, это дело – наше. Особое. Повезло, что Колумб дежурил.
– Понятно. Сколько их было, мы пока не знаем.
– Минимум трое и лихач. Одного Уткина уложила, второго точно ранила. Может, и третьего. Ох, и непростая дамочка. Со стилетом в сумочке. Или в волосах. А?
– Да. Непростая. Так ведь я же от тебя не требую результат мне сей минут выдать, Варяг. Думай.
– Я думаю. И чем больше я думаю, тем меньше ясности. Ты смотри, Батя. Много ты знаешь женщин её возраста и образа жизни, которые, попав в такую переделку, способны на что-нибудь хоть отдалённо похожее?
– Нет.
ebooksa