– Да ладно тебе.
– Э-эх! Заходи, кума, любуйся… Ну, ты и зверюга, командир! Это ж дети!
– Это дети. А жизнь не детская, Денис. Взрослая. Я бы даже сказал, чересчур, – Гурьев кивнул. – Ты давай, двигай, а то ребята сильно оторвутся. К ним не приближайся, делай вид, что погулять вышел. Давай, давай.
Всё правильно, подумал Гурьев. И Денис, и дети были частичками того будущего организма, которому только предстояло ещё родиться. Конечно, Гурьев мог и сам сделать эту работу. И куда лучше неопытного в таких делах Шульгина. Но… Во-первых, ещё ничего не известно, сказал он себе. Во-вторых, нарушать принципы Оккама, а также палить из «Эрликонов»[34] по мухам – занятие неблагодарное и малорезультативное. Пока пусть будет вот так.
Сталиноморск. 2 сентября 1940
Даша со своими телохранителями шли медленно. Еле плелись, можно сказать. Первым не выдержал Степан:
– Вот это да!
– Ну, – подхватил Фёдор. – Видал, как двигается?! Одуреть!
– Я его за руку взял когда – цепь якорная, а не рука, ёлы-палы! А что это такое вообще было?! Не бокс, не борьба…
– Самбо, наверное. Ещё и секретное какое-нибудь. Наверное, такое наши советники изучали, которых в Испанию посылали… Вот точно он в Испании был!
– С чего это ты взял?
– Или на финской. Он точно воевал. Такой… Точно.
– Дашка! А тебе он что показывал?
– Показывал, – Даша вздохнула и посмотрела на мальчишек. – Показывал…
– Ну, всё, – вздохнул Степан и закатил глаза. – Втюрилась. Ещё бы! Который раз в этом году?
– Не болтай чепухи, ладно? – тихо попросила Даша. И это так не похоже было на её обычную реакцию на подобное заявление, что Остапчик смешался и смолк.
– Не, он… Я даже не знаю… Что за тип, а? – покачал головой Сомов. – Разве такие учителя литературы бывают?
– А учителя чего такие бывают? – откликнулся Остапчик.
– Жизни, – сказала Даша и улыбнулась. – Такие вот учителя и должны быть. Давайте его нам в классные попросим. Серафима вечно болеет, да и вообще…
– Так он тебе и согласился, – проворчал Степан. – Дел у него нет, можно подумать.