— Меня зовут Донна, — сказал призрак, и тотчас раздался оглушающий трубный рев, какой издают обычно крупные теплоходы на реке в навигацию.
От неожиданно сильной боли в ушах Стас сжал их ладонями.
В мгновение ока все исчезло. Он лежал в спальнике, а Эдди обеспокоено тряс его за плечо.
— Что с тобой? Ты кричишь во сне.
— Кошмар приснился. Скоро вставать?
— Вообще-то скоро. Можешь полежать пока.
— А ты что, Дэвида не будил?
— Спать что-то не хочется ни капли.
Эдди повернул к нему лицо, и Стас увидел, что лоб его прорезан новой глубокой складкой. И, похоже, что эта складка угнездилась там навсегда.
Их оставалось всего восемь человек. Семь молодых талибов и Браин, их предводитель. Для начала, Браин дал волю своему всегдашнему раздражению. Ученики Всеотца позорно бежали, испугавшись оживших статуй. У него как-то выветрилось из головы, как он сам сидел, съежившись и, чувствуя текущую по штанине теплую струйку, и наверняка погиб бы, если не самоотверженность Кайдара. Откровенно говоря, он забыл и о самом убитом Кайдаре. Что значит чья-то жизнь на его великом пути к Черному минарету?
В переводе с древнеарабского минарет значит маяк. Великий Черный Маяк укажет ему путь к славе и могуществу.
— Подлые трусы! — кричал Браин. — Вы достойны только того, чтобы вас жрали золотые овцы! Почему вы не умерли, поганцы? Почему вы так печетесь о своих толстых курдюках, набитых дерьмом?
Талибы, большинство которых составляли мальчишки шестнадцати-семнадцати лет, а самому младшему — Мустафе, только исполнилось четырнадцать, безропотно сносили удары камчи — еще одной неразлучницы Браина.
В мактабе привыкли к вечным побоям, считалось, что таким образом душа готовится к вознесению в рай. Хотя было совершенно непонятно, почему Всеотец должен любить побитых.
Наконец Браин угомонился.
— Слушайте меня, шакалы, — устало сказал он, вытирая обильный праведный пот. — Прежде всего, вы показали, что недостойны, жить на белом свете, поэтому вы не заслуживаете того, чтобы я вас вел дальше. Пошли вон отсюда.
Талибы на мгновение замерли, чтобы потом кинуться и целовать сапоги своему предводителю. В этом жесте отчаяния слилось два всепоглощающих чувства: страх и любовь. Страх остаться одним в Проклятой долине и любовь к своему властителю, сделавшаяся неотьемлимой с малых лет еще со времен военных лагерей в Пакистане.
Браин дал вволю полизать свои запыленные сапоги, подставляя их то одним боком, то другим, потом снисходительно сказал:
— Я прощаю вас, но отныне ваши жизни принадлежат мне. Теперь вы должны будете готовы умереть по первому моему требованию, даже если мне просто захочется посмотреть на цвет вашей крови.
В это время Карвер с Ширин находились на солидном удалении от талибов. Карвер уже успел вернуться на место побоища и подсобрать кое-какую разбросанную амуницию и оружие. Зрелище, открывшееся им, оказалось не для слабонервных. Под массивными цельнозолотыми копытами застывших животных лежали полураздавленные тела, многие были обезглавленны, причем головы были разбросаны по всему руслу, некоторые повисли на близстоящих чинарах.