Учитель афганского

22
18
20
22
24
26
28
30

Заметив плачущую женщину, остановился пожилой прохожий и заботливо спросил:

— Что с вами? Что случилось? Успокойтесь, пожалуста. Не надо так расстраиваться.

Ширин нервно выдернула руку и буквально завизжала:

— Не смей меня лапать, скот!

— Что с вами? — изумился пожилой. — Я ведь только спросил.

— Иди, иди! Спросил он! — издевательски повторила Ширин. — Старый, а все туда же. О душе бы лучше подумал, дедушка, ведь тебе помирать скоро.

Ошеломленный прохожий что-то пролепетал и бросился наутек, нашаривая в кармане валидол.

— Чеши-чеши, импотент! — зло крикнула вслед Ширин.

Она вошла в здание и, узнав по висящему на стене табло номер кабинета Сабирова, а также этаж, второй, направилась прямиком туда. Шаги ее были резкими и нервными, но не суетливыми. Маленькие слезки она деловито обтерла рукавом. Ей заплатили за работу, и ее надо было сделать.

На втором этаже находилось несколько кабинетов. Перед теми, которые оформляли документы на выезд в Россию, томились в молчаливых очередях терпеливые замученные бюрократической казуистикой люди, выгнанные из своих квартир, и еще не знающие, что ждет их на исторической родине, но которым некуда было больше податься.

Перед кабинетом Сабирова никого не было, Ширин, толкнув дверь, вошла.

Сабиров, полный, красиво седеющий мужчина в роговых очках, сидел за столом. Он пригласил вошедшую женщину сесть, но она осталась стоять.

Кабинет не имел никаких изысков, но был чисто прибран, светел, тихо наигрывало радио. Несмотря на всю простоту, на Ширин он произвел неизгладимое впечатление.

Сидят тут в чистом, музычку слушают, а она, можно сказать, святая женщина вынуждена шататься по грязным улицам и на каждом шагу выслушивать похабные предложения. Из ее глаз опять брызнули слезы.

Сабиров выскочил из-за стола, подошел и торопливо усадил на стоящий у стены диван. От чиновника шел запах чистого тела и хорошего ненавязчивого дезодоранта. Слезы Ширин сразу высохли. От злости.

Сабиров тем временем вновь вскочил и кому-то позвонил. Ширин во все глаза поедала взглядом его белоснежную рубашку, словно выбирая цель.

Сабиров вернулся и опять сел рядом с ней. Открылась дверь, и вошел еще один мужчина, наверное, одногодок и друг Сабирова. В руке у него был стакан с чаем, он протянул его Ширин, но она не взяла, тогда он поставил его на стол и сел рядом.

— Что случилось? — спросил он.

— Надо помочь женщине, — ответил Сабиров. — Видишь, что с ней творится. Видно совсем жизнь довела.

— Вечно ты, Рахмет, на себя все тащишь. Направил бы ее в соцобеспечение. Ни сам покоя не знаешь, ни другим не даешь. Уже и ночью ко мне приходишь советоваться, я от тебя в другой дом перееду, так и знай.