— Ничего не хотел, — отрезал дервиш. — Не обижайся, усто. Вот если бы ты, не приведи Боже, был неизлечимо болен, что ж ты каждому встречному поперечному стал бы это сообщать?
— Не стал бы.
— Вот тебе мурид пусть сам про Раннахара и рассказывает.
Вскоре они подъехали к старому глиняному дувалу.
— Иди, тебя ждут, — подтолкнул дервиш. — Мне туда нельзя. Я тут буду, сколько потребуется.
Стас подошел к старым воротам, и те сразу распахнулись: его, действительно, ждали.
Толстый лысый узбек, весь какой-то шарообразный, поприветствовал его и повел по бахче, засаженной по-осеннему пожелтевшими кустами. У забора торчали несколько облетевших деревьев, казавшихся от этого убогими.
Везде царило запустение и уныние.
Вместо дома одноэтажная глиняная мазанка. Приведший его узбек открыл дверь и сделал приглашающий жест.
Стас, преодолев внезапно охватившую его робость, шагнул вовнутрь. Возникло ощущение упругого сопротивления, внезапно возникшего и так же внезапно исчезнувшего. Дом его узнал и впустил.
Сразу за дверью располагалась комната.
На возвышении в центре комнаты находилась кошма с седалищем, чья более чем метровая ширина делал еще более заметной тщедушность человека, сидящего на ней.
Он был стар, изможден и худ, и казалось, дремал, завернувшись в бесформенный светлый балахон. Рядом лежал длинный деревянный посох. Перед стариком находилась кошма пониже и поуже, с брошенным на нее свитком.
Стас ничего не успел сказать, так как единственное окно вдруг заслонилось темным, и донесся скрип, как если бы по стеклу провели острым предметом.
Хоть все это сильно отдавало постановочным моментом, Стас вздрогнул.
— Он не может сюда войти, — сказал мурид, открыв глаза. — Пока я жив. Прости меня, усто. Я не мог раньше вмешаться. Ибо Небесный апокриф строго предупреждает, что число должно совпадать с числом в Коране в Суре 11 «Худ», а в нем сказано: «Пример для обоих партий — слепой, глухой и зрячий, слышащий. Разве сравнятся они в примере? Неужели вы не опомнитесь?» Слепой, глухой, зрячий, слышащий — всего четыре. Вы здесь четыре дня, число сравнялось. Я могу говорить. Сядь, усто.
Стас присел на кошму рядом со свитком.
— Это тебе, возьми сразу, чтобы не забыть, — предупредил мурид. — Там, куда ты пойдешь, тебе не поможет никакое оружие, ибо оружие не делает человека сильнее. Шейх Гильмулла прошел все известные обитаемые земли с одним лишь посохом. Вот с этим, — мурид указал на посох. — Шейх говорил, что всякая надежда на оружие делает человека слабже, ибо если человек невооружен, то ему не на что надеяться кроме себя. В этом свитке откровение Гильмуллы о Плачущем ущелье.
— Почему вы думаете, что это должно нас заинтересовать? Мало ли, зачем мы едем в Афганистан?
— Я знаю. Шейх предупреждает, что те, что плачут, придут только тогда, когда люди захотят возвести черный минарет и попасть посредством его в эдем, пойдя тем самым против воли Всеотца. Ибо в Суре 3 «Семейство Имрана» сказано: «Или вы думали, что войдете в рай, когда Аллах еще не узнал тех, которые усердствовали из вас, и узнал терпеливых?»