– Сестра!
– Сестра!
–
Ольга склонилась над раненым османом. На курсах учили, что их долг – помогать раненым, любым раненым, независимо от пола, возраста, национальности.
У османского солдата не было правого глаза, на его месте – кровавая повязка.
– Воды. Воды, – стон сбоку.
–
–
Она знала, о чем просит вражеский солдат, но исполнить просьбу не могла. Ее учили только спасать.
– Воды-ы-ы! – Ольга повернулась к солдатику Никите Фомину, мальчишке с простреленным плечом – она вчера ассистировала на операции, как же нехорошо вышло… Юная графиня тряхнула головой, отгоняя воспоминание. Поднесла мальчишке воды, помогла напиться.
– Сестра! Где сестра? В операционную, срочно!
Боже! Опять!
Она слабо застонала и кинулась в операционную.
– Наконец-то, – вскричал Михаил Львович, грузный, плечистый мужчина с сединой на висках, – где вас носит?
И осекся, вперился в Ольгу взглядом.
– Снова вы? Черти лысые, неужели больше никого нет? Где Мария Александровна?
Юная графиня развела руками. В памяти всплыла вскрытая рана Никиты, потемнело в глазах. Только бы снова не стошнило, то только бы…
– Эй, ваша светлость, заснули на ходу? – рявкнул врач. – Воды, говорю, вскипятите. Полный таз, – и, отвернувшись, кому-то: – Найдите Марию Александровну! Вот же ж, графинюшка на мою голову, послали черти лысые…
Он подошел к больному – пожилому солдату с обмороженными ногами. Как же его зовут? По отчеству – Васильич, а имя… Ольга вскипятила воду, приготовила бинты, вату. Васильич орал благим матом, угрожал каждому, кто притронется к его ногам. Доктор велел ампутировать обе.
– Жить хочешь, а? К семье вернуться, хоть безногим, но живым, – ровно спросил Михаил Львович, вкалывая морфий.