Я прижал ее крепче.
— Сейчас пойдем. Долг вернем – и скатертью дорожка. Так что я должен делать? На красивый огонек в камине любоваться?
— Я понимаю, вы торопитесь, – неожиданно подал голос мальчик. – Но вначале нужно перевязать вашу руку и найти оружие.
— Разумно, – признал я. – Что ж, приступайте тогда. И, в ходе процесса, введите меня в курс дела.
Дети наконец-то, заулыбались. А я уж было, подумал, что они вообще этого делать не умеют.
— Идет!
Эндра.
Мне всегда казалось, что на том свете пахнет как-то по-другому. Придя в себя, я ощутила запах лекарств, бинтов, дерева, чая и живое тепло камина, из чего сделала вывод, что пока не умерла – слишком земными и уютными были эти запахи.
Я с трудом приподняла веки и тут же снова зажмурилась – слабый свет, исходящий от лампы на столе, больно резанул глаза. Кое-что из привычных ощущений осталось: боль и слабость никуда не делись.
По стене плясали неровные тени. Во рту пересохло. Я осторожно пошевелилась и поняла, что не то, чтобы встать, а даже руки от одеяла оторвать не могу. Повернула голову и увидела, во-первых, тазик, кем-то заботливо пододвинутый к постели (ничего себе, это что, мне было настолько плохо?), а во-вторых, незнакомую девушку, которая устроилась у меня в ногах с книжкой. Должно быть, сиделка.
Она подняла голову, поглядела на меня и спросила:
— Очнулась?
— Наоборот… – отозвалась я. Голос звучал слабо и прерывисто.
— То есть? – вежливо уточнила сиделка.
— Померла, – ответила я.
Девушка на секундочку замерла, внимательно глядя на меня, а потом улыбнулась:
— Шутишь.
Точно, шучу. У меня это встроенная функция, которая, причем, никогда не отказывает. Сама не знаю, почему.
— Это хорошо, что шутишь.
— Оборотни… в городе, – шепнула я самое главное.