Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)

22
18
20
22
24
26
28
30

Все верно. Это просто приступ. Оттого и голова кружится...

— Здорово, рыжий. – Проститутка пощелкала пальцами у меня перед носом. – Опять надрался, что ли?

— Нет. – Я отрицательно мотнул головой. – Привет, Лариса. Ну... мы пойдем, хорошо?

Лариса окинула меня критическим взглядом. У Аретейни отчего-то глаза сверкали как у разъяренной кошки, но лицо оставалось при этом неестественно спокойным. Даклер бессовестно улыбался во весь рот, чему – загадка. Вот, только отпусти бочок, радость моя, в момент забуду, что ты у нас раненый... А Даклер стратегически за бок держится. Зубы-то, поди, не лишние. Ну, погоди у меня...

— Рыжий, ты чего, в сточной канаве плавал? – сморщила нос Лариса, отступая на шаг и зажимая рот ладонью. Мне сделалось интересно, как это она с такими когтищами ухитряется... хм... скажем так, соблюдать личную гигиену. Неудобно же!

— Нет, только в коллекторе, чтобы твари не отгрызли твой чудесный маникюр. Ты им, часом, рабочий инвентарь себе не расцарапала?

Лариса взглядом дала мне понять, что, если бы глазами возможно было испепелить, то она бы и то, что от меня останется, в асфальт шпильками вцарапала и сверху плюнула, затем развернулась и гордо удалилась, метра через два чуть менее гордо провалившись шпилькой в трещину в асфальте. Ласточка аж покраснела от смеха – того и гляди, капилляры полопаются. Даклер, так тот и вовсе расхохотался как свихнувшаяся баньши, отчего Лариса обернулась и рявкнула:

— Больше ко мне не подходите, оба!

— Да мы, вроде, не собирались. – Я пожал плечами. – И, к слову, чего это – больше?.. Я и до этого не особенно-то стремился.

На этот раз Лариса удалилась все ж таки гордо, правда, на мой взгляд, излишне поспешно. По-моему, гордо удаляться следует в меру неторопливо, но это, вообще-то, субъективное мнение, на эксперта я не претендую.

— Зачем вы с ней поссорились-то? – поинтересовался Даклер, когда мы направились дальше. Я честно задумался, и в результате в очередной раз мысленно обозвал себя идиотом и велел себе следить за языком. Даклеру просто махнул рукой. Сделалось стыдно. В самом деле, ничего же мне плохого не сказали, зачем же сразу хамить? Сволочь я, что я еще могу сказать. Извиняй, солдат.

Ладно, чего уж теперь. Надо будет извиниться, не люблю, когда на меня обижаются – да еще и справедливо.

Я беспокоился за Майю – не знаю, в какой реальности она осталась – в той или в этой. Будем надеяться, что в этой, ибо, как мне снова вернуться в заброшенный город, я не имел никакого представления, да и, признаться, не особенно-то и хотелось. Вспомнил пустые улицы, брошенные дома, рассыпавшуюся прахом открытку – и даже передернуло. Я и без того всю жизнь один, а это уж слишком.

— Ты чего? – ухватила меня за руку Аретейни, заглядывая в глаза и при этом, отчего-то покраснев так, будто у меня там шел документальный фильм о размножении вяженок. Никто не видел процесса, к слову?..

Будто током шибануло. И птичка снова включилась, чтоб ее.

Боги... убейте меня, что ли, кто-нибудь, а...

— Я... нормально. – Голос куда-то делся, чтоб его в туман!

— Ну, мне, вообще-то, туда. – Даклер, сволочь такая, смущенно махнул рукой влево. Предатель! Никакой корпоративной солидарности! Не смотри на меня так! Не смотри, мать твою, тварь коллекторная, зубы нахрен повышибаю, слышишь! И плевать, что у меня рука на тебя, салага, не поднимется!

Ух, и многозначительный взгляд, прям, хоть фотографируй на память!

А этот скорпионище еще и улыбается во весь рот, подмигивая окончательно растерявшейся Аретейни.