Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)

22
18
20
22
24
26
28
30

Рыжий командир весело фыркнул и отряхнул безнадежно грязные руки. Его немного пошатывало, но зеленые глаза весело сверкали.

— А я не пил. Это мы с пауком немного не поладили. – И неожиданно перестал улыбаться и очень тихо прибавил: – Как же я вам рад, черт побери...

— Еще бы, – немного возмущенно поддержал Даклер. – Весь Город на уши поставить. Вначале вы исчезаете средь бела дня – лошадь в конюшне, дверь открыта, в квартире никого нет, затем мы бегаем по всему городу и окрестным лесам как бешеные собаки – а он лежит себе тихонечко на опушке, в обнимку с дохлым пауком и пьяной вяженкой, и хоть бы хны! Сволочь вы, товарищ командир, я вам скажу.

— Я в курсе, – машинально отозвался Дэннер, пристально разглядывая нас по очереди так, будто бы мы могли в любой момент раствориться в воздухе. О чем-то он явно умалчивал. И неожиданно спросил: – Когда вы меня искали, в городе был кто-нибудь?

Мы синхронно распахнули глаза.

— Да полно народу, – отозвался Даклер.

— Больше, чем хотелось бы, – добавила я. – Еще оборотни где-то рыскали...

Дэннер о чем-то задумался.

— Ясно, – наконец, резюмировал он.

— Чего ясно?

— Ясно, что ни черта мне не ясно. – Командир вздохнул и зачем-то посмотрел на небо. – Черное, – как-то даже удивленно констатировал он, подставляя ладонь заморосившему дождику и растирая в пальцах черную каплю.

— Ну, да, – еще больше удивился Даклер. – А вы чего еще ожидали, интересно? Оно уже почитай, с неделю висит.

Командир обернулся. Взгляд у него был задумчивый.

— Солнца.

Дэннер

Мне было смешно.

Я уже привык, что все вокруг считают меня сумасшедшим, но лица Даклера и Аретейни превзошли все мои ожидания. Эти двое потерянно хлопнули глазами, с трудом водворили на место челюсти и, видимо, решили, что я спятил окончательно. А я с улыбкой отвернулся и продолжил путь, глядя вверх и стараясь идти по открытым местам, чтобы попасть под дождь. Пусть он хоть десять раз черный – а мне уж очень хотелось поскорее смыть с себя кровь паука – ужасно неприятная эта штука.

В груди будто бы поселилась маленькая, но невероятно шустрая и надоедливая птичка, которую очень хотелось прибить. Я смутно догадывался, что эта птичка арендовала место сердца, которое, похоже, смоталось в отпуск, и потому прибивать птичку было бы крайне опасно для жизни. По сердцу я скучал – это хотя бы всегда билось ровно и спокойно, а чертова птичка металась, словно у нее начался тяжелый приступ эпилепсии, и я рефлекторно прижал ладонь к груди, будто бы это могло чем-то помочь, ага. Рука прилипла к рубахе, я чертыхнулся, сделал героическую, но, в целом, безнадежную попытку вытереть ее о штаны, споткнулся о бордюр, едва не налетел на прогуливающуюся по тротуару, знакомую проститутку, отдаленно сообразил, что мы вышли на проспект, споткнулся вторично и уцепился за фонарь.

Да что это со мной, а?! Это яд, что ли, так действует?..

Нет, это сердце виновато. Это приступ... уж, наверное, такого образа жизни с драками, боями, алкоголем, кофеином, сигаретами и ночными гулянками ни одно сердце не выдержит.