Улыбнувшись во весь рот, Беторикс пожал плечами:
– Так чего ж мы тогда тут стоим, господин хороший? Пойдемте же, прошу. И позвольте угостить вас обедом… нет-нет, не протестуйте, это просто мой долг, как и всякого добропорядочного купца!
– Я вижу, вы – очень любезнейший и приличный молодой человек, – смотритель рынка зябко поежился и поплотней закутался в шерстяной плащ.
– Такой уж уродился, – скромно признался Беторикс. – Так что, идем? А ваши воины… они…
– Они не помешают! – чиновник ухмыльнулся – умей ухмыляться старый заезженный конь, он бы ухмылялся в точности так. – Они знают, что их начальник – всадник Квинт Клодий Кариск – человек честный и неподкупный, об этом вам на рынке всякий расскажет, а кто не расскажет, того… Впрочем, хватит зря болтать. Поговорим за обедом.
Оба – смотритель рынка и молодой торговец кожами – вышли из ворот постоялого двора едва ли не под руку. Мордовороты-стражники послушно затопали шагах в двадцати сзади. Шли недолго, корчма с небрежно намалеванной над входом ослицей в греческом лавровом венке располагалась не так уж далеко, в нескольких стадиях ближе к центру города, и своим видом, как внешним, так и внутренним, отнюдь не напоминала «приличное заведение». Как и ее хозяин – здоровенный, похожий на пирата, бугай с красной косынкой на голове и руками, что грабли. Впрочем, гостей он приветствовал весьма почтительно:
– Рад видеть тебя, любезнейший господин Клодий. Давненько что-то не захаживал, уж не знаю, чем и обидел?
– Ничем, ничем, Марцеллин, – мелко захихикал чиновник. – Просто… э-э… всякие были дела. То да се, сам понимаешь, нам, муниципальным служащим, скучать некогда.
– Понимаю, – кабатчик скупо кивнул. – Как не понять? Этот достойнейший молодой человек, как я понимаю, с тобой, дражайший мой господин?
Клодий снова засмеялся. (Ишь, развеселился, зараза, дать бы тебе кальцеей под зад!):
– О нет, нет, это я – с ним. Веди-ка нас в верхнюю залу, любезнейший Марцеллин.
– А я так сразу про нее и подумал.
– Догадливый ты у нас… Почто вольноотпущеннику Каллисту до сих пор долг не вернешь?
– Ой, господин мой! Какой еще долг? Этот гад Каллист врет, как сивый мерин!
– Он уже приходил, жаловался… Вконец обнаглел!
– Эти вольноотпущенники… они такие.
– В общем, о нем потом поговорим, сейчас вели нести яства. Знаешь сам, какие.
– О, мой господин!
Приложив руки к могучей груди, Марцеллин Сицилиец отвесил глубокий поклон, после чего, оставив гостей в небольшой и чрезвычайно уютной – в отличие от нижнего помещения – зале, загромыхал вниз по лестнице, заорал:
– Эй, повара! Слуги! Тащите все для угощения славных гостей!