Дуглас обнимал чашку ладонями, согревая руки. Он вдруг затосковал об отце. Мысли о нем накатили внезапно, как всегда случалось в тяжелые периоды жизни.
– Ты копаешь под фрицев, – тихо сказал Пип.
– Улицы в дыму… Народ жжет в печах всякий хлам, лишь бы согреться.
– А табак! – подхватил Пип. – Раньше курили только мужчины, теперь же все подряд – и бабульки, и юнцы желторотые. Причем, замечу, при безумных ценах на сигареты.
– Люди ищут утешения. Живя в холоде, сырости и несчастье, хочешь порадовать себя хотя бы табаком.
С табаком были связаны немногие воспоминания об отце – крупном, чуть нескладном человеке с раскатистым смехом, чья одежда всегда пахла трубочным табаком.
– И фрицы туда же. У каждого второго в зубах сигара, да какая!
– Солдат жестко наказывают за пьянство, вместо выпивки они тратят деньги на сигары.
За разговором на избитые темы Дуглас не прекращал размышлять над занимающим его сейчас вопросом: почему немцы не ищут пленку?
– Так я прав? Ты что-то против фрицев затеял?
Дуглас, вытянув шею, молча наблюдал, как далеко внизу угольщик медленно ссыпает содержимое мешка через круглое отверстие в мостовой в угольный подвал. Вскоре обзор ему заслонило очередное облако черного дыма.
– Ну как знаешь, – вздохнул Пип. – Я бы никому не выдал.
Дуглас покачал головой.
– Все могут выдать, так или иначе.
Почему не знает Хут, вполне понятно. Но Гессе и абвер! Если камера и фоторепродукционный станок попали к ним, почему они до сих пор не поняли, что Споуд сфотографировал расчеты? Почему требуют с Мэйхью машинописные копии?
– Лучше тебе ничего не знать, Пип. В худшем случае ты скажешь им, что проявил для меня какую-то пленку с непонятным содержимым. Не надо будет врать и путаться в отговорках.
– А чего мне путаться, скажу, что пьян был.
И тут Дугласа осенило. Конечно, абвер все знает, они столь же хитры и коварны, как и остальная их братия. Они в курсе, что есть негативы, – и лишь поэтому еще ведут переговоры с Мэйхью, – просто, держа свою осведомленность в секрете, они проверяют, насколько британским контрагентам можно доверять. Именно поэтому они и говорят о бумагах, ожидая, когда вторая сторона произнесет волшебные слова «фотопленка шириной тридцать пять миллиметров».
Дуглас залпом осушил чашку, скрутил просохшую пленку в кассету и сунул в карман.
– Эй, поцарапаешь! – возмутился Пип.