— Покойной ночки, сотоварищи дорогие.
— И тебе сладких снов, Никита Петрович!
Ишь ты — «сладких слов»! Вот ведь прощелыги… Неужто и впрямь так старого португальца боятся? А что же? Наверное, да, боятся. Боятся и уважают, сеньор Рибейруш — человек непростой, тем более с таким прошлым… с которым, верно, еще и не растался полностью.
— Господине, хлебушек доедать не будешь? — кто-то зашептал совсем рядом, едва только Бутурлин растянулся на соломе.
Вообще-то Никита Петрович собирался оставить с полкуска хлебушка на утро, чтоб новый день на пустой желудок не зачинать. Но… раз уж так просят…
Вытащив из-за пазухи хлеб, молодой человек выбросил в сторону руку:
— На! Кушай.
— Спаси вас Господь, господин…
Бутурлин скосил глаза — голос (приглушенный, но звонкий) почему-то показался ему смутно знакомым:
— Ты кто будешь-то?
— Матушка Флорианом прозвала. А так Флором кличут.
— Ну, кушай, Флор. Да это… я пока вздремну малость, а ты покарауль — мало ли.
— Не извольте беспокоиться, господин. Все выполню в точности.
Мальчишка. Ну да, судя по голосу — отрок. Уж девок-то здесь — с такими-то прохиндеями — точно держать не стали бы. Тогда не камера была бы, а чтой-то совсем непотребное.
Лоцман заснул сразу, едва только голова его коснулась соломы, словно провалился в черноту, и спал себе спокойно безо всяких сновидений. Сава богу, нынче никакие змеи не снились — выспался, проснулся — уже свет в окошке желтел, вернее сказать, золотился. Солнышко, похоже, поднималось уже.
— Доброе утречко, господин! Гутен морген. Ну, вы и спать! Стражники под утро явились — вы и ухом не повели!
— Какие еще, к ляду, стражники? — Бутурлин повернул голову… и удивленно моргнул. Парень-то, отрок голодный, старым знакомцем оказался! Он, он, гаденыш, вчера попался! Он, он — худой, лохматый, оборвыш! Глазищи-то сверкают — ого!
— А-а-а! — узнав, Никита Петрович схватил отрока за ухо да спросил строго: — Ты почто, Флор-Флориан, у меня перстень украсть восхотел?
— Так, господине, на хлебушек. У-у-у, больно…
— На хлебуше-ек, — скривясь, передразнил лоцман, однако ухо все ж таки отпустил. Да и к чему держать-то? Куда этот оборвыш отсюда, из узилища, денется-то?
ebooksa