Как это часто бывает при принудительном контроле, насилие было лишь частью масштабной кампании, проводимой Карлом для полного подчинения Сары. По словам женщины, заранее сцеженное молоко он выливал в раковину и следил за тем, сколько именно «позволено» съесть младенцу. А еще грозил размозжить голову собаке.
«Карл отказался оплачивать медицинскую страховку для Элис. Пока я дежурила у ребенка в больнице, он приглашал проститутку. Когда я возвращалась домой, он требовал, чтобы я первым делом переменила все постельное белье», – вспоминает Сара. Несмотря на все это, она не сдавалась и пыталась вернуть прежнее счастье, мечтая, чтобы муж снова стал таким, каким она его знала до своей беременности. Она действовала, как сиделка в психиатрической больнице, стараясь поддерживать бытовой комфорт, чтобы «пациент» как можно меньше подвергался стрессу и получал всю необходимую помощь. «Каждый день он ходил в спортзал, а я готовила ему еду, – рассказывает она. – Я думала, что, если возьму на себя все родительские обязанности и уговорю его ходить к психологу, со временем все наладится». Но, что бы ни предпринимала Сара, насилия становилось все больше.
Однажды вечером на канале ABC показали программу, в которой эксперты отвечали на вопросы о домашнем насилии. И тут Карл взорвался: «Посмотрев фрагмент передачи, он страшно разозлился, в ярости стал метаться по дому, сыпал проклятиями и кричал, что все женщины, погибшие в этом году от рук домашних тиранов, заслуживали такой участи. Настоящими жертвами, по его мнению, были мужчины». На следующий день Сара отправилась в полицию, чтобы спросить совета, что делать в таких случаях. Кроме того, она позвонила психологу, у которого муж консультировался по поводу абьюза, и рассказала ему о реакции Карла на телепрограмму. «Мне было сказано, что у многих мужчин представленные в передаче факты и мнения вызвали бы бурную реакцию, так что поведение Карла укладывается в рамки нормы», – сетует Сара. Всю следующую неделю мужчина был «на взводе», и однажды вечером, когда семимесячная Элис особенно раскапризничалась, он потерял контроль над собой. Девочка в очередной раз заплакала, Карл выпрыгнул из кровати и помчался в детскую. «Я услышала скрип детской кроватки, а потом какой-то глухой звук, – рассказывает Сара. – Посмотрев на монитор камеры, установленной в детской, я увидела, что он запрыгнул в колыбель, поднял малышку над головой, часто-часто тряс ее и кричал: “Заткнись, заткнись, заткнись!” Тогда я побежала в комнату и вырвала дочку из его рук». Карл неуклюже выбрался из детской кровати, тут же признал, что «совершил ошибку», и вернулся в спальню. Сара испугалась за девочку, решив, что у нее от сотрясения может быть внутреннее кровотечение, и втайне от мужа позвонила в службу «Три нуля»[44]. Впоследствии она напишет в своем заявлении, что минуты, проведенные в ожидании «Скорой помощи», «тянулись ужасающе долго». Женщина провела их в страшном напряжении. «Больше всего я боялась, что это последние мгновения моего общения с дочерью. Внутреннее кровотечение несет смертельную опасность. Я фактически прощалась с ней, но при этом утешала ее, говорила, что все будет хорошо. Что бы ни случилось, я всегда буду любить ее всем сердцем». Обнимая малышку, Сара готовилась отразить очередную атаку Карла: она знала, что муж придет в ярость, узнав о приезде «Скорой». В таком состоянии он мог убить их обеих. Это был не пустой страх. Сара твердо знала, что, если бы не вырвала Элис из рук Карла, он бы не остановился, пока ребенок не потерял сознания.
Даже во время родовых схваток муж не желал оставить в покое свою половину. А через несколько дней после родов он, игнорируя свежие швы в ее промежности, снова потребовал секса.
К тому времени, когда произошел инцидент с Элис, Сара терпела издевательства Карла уже шестнадцать месяцев. В этот раз она решилась заявить в полицию. Девочку отправили на обследование в больницу. Процедуры, которые она проходила, привели к временной частичной потере зрения. «Элис оставили одну в больничной кроватке, она ничего не видела. Когда я осознала это и разыскала ее палату, она истерически рыдала, и успокоить ее было невозможно. Она в отчаянии терла глаза и пыталась ощупать мое лицо руками. Понадобилось некоторое время, чтобы она пришла в себя. В этот период она перестала ползать». Миновали ужасные сутки ожидания и неопределенности. Экспертиза показала, что у девочки нет повреждений внутренних органов. «В тот момент будто прояснились небеса, и я ощутила необыкновенный подъем и неожиданно поверила, что всеведущий, всемогущий, великодушный Бог действительно существует».
Карлу было предъявлено несколько обвинений, связанных с нападением на Элис. Правоохранители сочли, что его поведение угрожало жизни девочки и что он мог нанести серьезный ущерб ее здоровью. Но приговор оказался довольно мягким, как обычно бывает в подобных случаях. «Ему предложили участие в коррекционной программе[45]… все, что от него требовалось, – примерно вести себя в течение девяти месяцев, а также пройти специальный реабилитационный курс для мужчин, помогающий скорректировать поведение. Впрочем, назначенный срок он не выдержал и нарушил предписания, а с психологического курса его отчислили». После этого последовал новый суд, Карл признал вину, однако избежал уголовного преследования. Ему назначили штраф размером 350 долларов.
Сара разорвала отношения с бывшим мужем, но продолжает страдать от его нападок. Теперь он стал еще более непредсказуем. «Когда я жила с ним, то могла оценить, насколько он опасен в ту или иную минуту. Мне было проще просчитать его реакции, потому что я постоянно наблюдала за ним и замечала сигналы надвигающегося взрыва. А теперь я не знаю, что у него на уме». Женщина живет в постоянном страхе. Власти признают, что он представляет угрозу для Сары и Элис, так что пять раз за двенадцать месяцев им пришлось укрываться в кризисном центре. После этого женщина сменила место жительства и держит его в секрете. Но, несмотря на это, полицейские предупредили: нельзя исключать, что Карл узнает, где находится их новый дом.
Сара, когда не на работе, почти все время проводит, пытаясь преодолеть последствия абьюза. На это уходят почти все деньги. «Целыми днями я думаю о том, как обеспечить безопасность дочери. Воспитательницы в яслях, где я оставляю Элис, получили инструкции, как защитить девочку от посягательств. Кроме того, сейчас в суде находится пять параллельно идущих дел с моим участием. Каждый день приходят уведомления или еще какие-то документы, с которыми надо разбираться, писать объяснения и давать показания». Из-за всего этого Сара, успешный врач, еле сводит концы с концами. «Я составила список магазинов в нашем пригороде, предоставляющих хорошие скидки на продукты, а также знаю пункты, где раздают еду бесплатно. В течение месяца я методично обхожу все эти точки. Так мне удается сэкономить деньги, которые нужны для оплаты юридических услуг. Бесплатная помощь Legal Aid мне не положена, потому что я работаю. Если бы я жила исключительно на пособие, мое материальное положение было бы лучше».
Сара все же позволяет Карлу видеться с Элис раз в неделю под присмотром ее родителей и в общественном месте. Как и раньше, когда они с Карлом были вместе, во время контактов с дочерью она старается следить за каждым его шагом. «Во время их встреч я остаюсь на улице и наблюдаю за всеми выходящими. Их общение длится всего час. К его приходу я уже поменяла дочке подгузник, накормила ее, она выспалась. Все сделано для того, чтобы она не доставляла хлопот». В ходе этих визитов Карл показывает себя образцовым отцом. «На день рождения Элис он принес торт и много подарков и вообще обставил свой приход как настоящий праздник. Несколько раз мы позволяли ему переодевать малышку. В общем, он видится с ней довольно часто и очень много фотографирует ее. Он все делает для того, чтобы продемонстрировать внешнему миру “красивый фасад” и показать, что он отлично справляется с родительскими обязанностями». Сара беспокоится о том, что Карл может потребовать официальной опеки над ребенком. «Мне сказали, что, если он пройдет краткий учебный курс для родителей, а затем некоторое время будет посещать дочь под надзором профессионального супервизора, затем Семейный суд позволит ему видеться с Элис без присмотра», – опасается Сара. Карл умеет себя подать, он знает, как покорить окружающих. Со стороны он кажется любящим отцом, но наедине с малышкой может в мгновение ока преобразиться.
Рассматривая возможную необходимость оставить Элис наедине с Карлом, женщина всерьез подумывает о том, чтобы возобновить совместную жизнь с бывшим мужем, потому что это кажется единственным способом защитить девочку. «Так я все время буду рядом. А если ему разрешат брать ребенка без надзора…» Она замолкает, как будто конец этой фразы слишком ужасен, чтобы произнести его вслух. «Я всерьез опасаюсь, что он убьет Элис. Я знаю, на что он способен: он уже угрожал ее жизни. Я собственными глазами видела, как поднимается в нем эта импульсивная агрессия. Может, это не произойдет сразу, но рано или поздно возникнет повод (она заплачет, начнет капризничать или не будет слушаться), и он потеряет контроль над собой. Я боюсь, что он может сбросить ее с моста, как это случилось с Дарси Фриман[46]. Разве можно заставлять мать отдавать ребенка тому, кто этого ребенка чуть не убил?» Саре приходится сейчас быть еще более бдительной, потому что она долгое время не распознала в Карле угрозу для Элис: «Пока мы состояли с ним в отношениях, я не могла представить, что он сможет напасть на нее… Я понимала, что сама могу стать жертвой вспышки его гнева, но никогда не думала, что он поднимает руку на нее».
Несмотря на все это, женщина сохраняет удивительную жизнерадостность. «До какой-то степени я благодарна Карлу за то, что у меня есть Элис. Не то что я все время злюсь на него. Нет смысла тратить силы на ненависть. Я хорошая мать, и мне нравится материнство. Это сейчас для меня главное, остальное несущественно… Так что во многом мне очень повезло, однако я сейчас действительно сосредоточена на выживании. Конца этому не видно. Есть серьезные опасения, что ситуация будет только ухудшаться». Саре хочется, чтобы окружающие поняли, как тяжело ей было покинуть мужа. «Я бы никогда не ушла, если бы Карл не напал на Элис, – настаивает она. – И это при том, что он каждый день совершал надо мной сексуальное насилие. Я боялась возвращаться домой с работы. Сложно даже описать, чего конкретно я боялась. За несколько месяцев до того, как я рассталась с Карлом, представители службы помощи при домашнем насилии Safe Steps квалифицировали нашу семью как “нуждающуюся в немедленной защите”, а специалисты общенациональной горячей линии по семейному насилию 1800RESPECT посоветовали мне немедленно покинуть насильника. Но расстаться тогда для меня значило бы сдаться, а я не готова была на это. Как бы он ни поступал со мной, я боролась за свою семью. Я была очень упрямой и не жалела себя. Мне казалось, что я способна со всем этим разобраться».
Сара постоянно начеку, а в машине у нее всегда лежит сумка с необходимыми для побега вещами. «Мы живем одним днем, – признается она. – Что будет завтра, непонятно, но мы будем стараться бороться за свою безопасность, насколько это возможно. Меня вдохновляет, что до нынешнего момента я неплохо справлялась. Очень поддерживает то, что ребенок, ради которого я все это делаю, всегда рядом. Малышка обнимает меня за ногу или сидит у меня на плечах. Это самое прекрасное, что у меня есть. Она любит розовый цвет, любит рисовать пальцами, лепить игрушки из соленого теста. Ей нравятся динозавры, танк-паровозик Томас и кролик Питер. Каждый день я боюсь, что ее собственный отец отнимет у нее будущее. Не могу себе представить свою жизнь без нее».
Сара боится, что органы опеки разрешат бывшему супругу видеться с маленькой дочерью без надзора. А ведь он уже проявлял агрессию по отношению к девочке!
Подполье не знает дискриминации как таковой. Но некоторым из тех, кто оказался в этой глубокой яме, труднее из нее выбраться, чем остальным. Есть женщины, на которых наваливается много бед сразу: они страдают не только от мужского насилия, но и от расизма, бедности, отсутствия безопасного жилья, проблем со здоровьем.
Правозащитники, работающие с делами о домашнем насилии, долго и с большим трудом доказывали обществу: со злоупотреблениями властью в семье могут столкнуться не только беднейшие слои населения. Активисты пытались изменить взгляд на эту проблему, начиная с 1970-х, и достигли потрясающих результатов. Теперь уже всем ясно, что среднестатистическая, «типичная» жертва – это белая женщина, принадлежащая к среднему классу. Законодателей заставили увидеть на этом месте свою подругу, сестру или дочь. То есть человека, на защиту которого не жалко потратить бюджетные средства[47]. Но с тех пор как появился образ «респектабельной жертвы», стало не принято упоминать о том, что отдельным социальным категориям труднее противостоять абьюзу, чем всем остальным. Профессор Ли Гудмарк пишет об этом так: «Проблемы представительниц маргинальных социальных групп все реже поднимаются в дебатах о преодолении домашнего насилия. Вот к чему привела риторика активистов, долгое время внушавших всем нам, что любая женщина может стать жертвой». [35]
Ясмин Хан, директор неправительственной организации Eidfest Community Services, знает самые глубокие закоулки подполья как свои пять пальцев. Она работает в Квинсленде, протягивая руку помощи женщинам разных национальностей, говорящим на разных языках. Когда мы беседовали с ней, она отчаянно боролась за то, чтобы добиться права постоянного проживания (резидентской визы) для Вивьен – эмигрантки с островов Фиджи, которая вышла замуж за австралийца Нейла[48]. Муж сильно старше ее; женщина попала в полную зависимость от него. По словам Хан, попытки добиться визы продвигались неплохо, пока один из членов комиссии визы не затребовал подтверждения того, что брак реальный, а не фиктивный. Ясмин возмутилась и заявила ему: «Вы хотите сказать, что женщина, прибывшая в Австралию в 2015 году и все это время жившая в одном и том же чертовом доме, не состоит в отношениях с его хозяином? Она родила ребенка – как же можно отрицать, что связь между супругами имела место?» Но это не удовлетворило суд. «Особенно горько, – продолжает Ясмин, – когда чиновница (голубоглазая блондинка, представительница привилегированного класса, работающая на хорошо оплачиваемой работе) поворачивается к заявительнице, мусульманке в хиджабе, и спрашивает: “Почему вы решили, что ваши отношения будут длительными, ведь этот человек принадлежит к другой религии и культуре?” Может ли она сказать такое белому человеку? – возмущается правозащитница. – Почему бы не обратиться к мужу: зачем вы, пожилой человек, отправились за моря, чтобы жениться на сорокалетней фиджийке? Видимо, вы хотели, чтобы она ухаживала за вами на старости лет?» Очевидно, никто не задавал таких вопросов Нейлу, ведь когда Вивьен пришла домой после суда, тот сказал: «Чиновница очень мило поговорила со мной по телефону. Я попрошу ее аннулировать твою визу и паспорт».
Нейлу за шестьдесят. Он живет на пособие, которое выплачивает работодатель, после того как мужчина получил на производстве травму спины. Этот человек в течение четырех лет фактически держал Вивьен в заточении – не разрешал выходить из дома и совсем не давал денег. Если ей нужны были прокладки или нижнее белье, приходилось поручать эти покупки мужу. После того как Нейл поднял на нее руку, Вивьен набралась храбрости и позвонила в полицию. Потом об этом сообщили Ясмин, так как она обычно оказывает поддержку в подобных тяжбах. Добиться разрешения на постоянное проживание в Австралии в этом случае – очень трудная задача. Нейл сжег или удалил из компьютера все фотографии, где супруги были запечатлены вместе, а также уничтожил все документы, которые дали бы основания для натурализации жены. «Он местный – знает систему и то, как манипулировать ею», – сетует Хан. Ранее медики обследовали ребенка Вивьен и Нейла и заподозрили у него серьезные проблемы со здоровьем, но у женщины не осталось никаких справок. Все уничтожил муж. Ясмин Хан пришлось требовать в больнице новые выписки, а доказательства трех совместных поездок Вивьен и Нейла за границу удалось добыть благодаря связям Ясмин в австралийской федеральной полиции. Вивьен не допускает мысли о возвращении на родину: «Мой сын – гражданин Австралии. На Фиджи он никогда не получит такой медицинской помощи, как здесь. Так что мы вынуждены остаться».
Представительницам коренных народов Австралии и эмигранткам из Азии еще труднее добиться правосудия, чем белым женщинам.
За последние пять лет Хан не раз помогала мусульманкам, таким, как Вивьен, а также другим иностранкам, преимущественно родом из Индии, вырваться из семьи, где присутствовало насилие. Иммигрантов из стран индийского субконтинента очень много: сейчас в Австралии их около 600 000. [36] Однако нет данных относительно того, насколько часто эти женщины сталкиваются с абьюзом в Австралии. Хотя в целом ясно, что это серьезная проблема: в 2017 году глава 1800RESPECT рассказала радиостанции SBS Punjabi[49], что индийские женщины – вторая по численности группа, обращающая за помощью в эту организацию (первенство принадлежит женщинам, родившимся в Австралии). [37]
Пять лет назад и Хан и ее служба перебрались в здание муниципалитета города Брисбен. Теперь там расположен офис по поддержке жертв домашнего насилия. В организации работают исключительно волонтеры. И директор не исключение. Часть расходов покрывают пожертвования. По воскресеньям их помещение арендует для своих собраний церковная община и платит 150 долларов в месяц. Этого хватает на покрытие счетов за электричество и телефонную связь. Все остальное добровольцы вносят из своего кармана. Хан говорит быстро, сто слов в минуту, и прекрасно чувствует, когда кто-то несет чушь. За ее плечами четыре поколения австралийских фермеров, выращивавших сахарный тростник. Это родня со стороны отца, а со стороны матери – выходцы из Пакистана. Она досконально знает австралийскую правовую систему, но в то же время понимает сложности, с которыми приходится сталкиваться женщинам, принадлежащим к иным культурным традициям. «Многие домашние тираны почти не прибегают к насилию, – утверждает она. – Они могут плеснуть в жену чаем из чашки, но при этом никогда не дадут пощечину. В значительной степени все сводится к угрозам, устрашающим поступкам и ограничению социальных контактов». Некоторые пострадавшие от притеснений женщины вполне способны сами заработать себе на жизнь. К примеру, Ясмин знает тех, кто прошел курсы косметологов и принимает на дому клиенток, скажем, желающих сделать коррекцию бровей. Но полученные деньги все равно идут главе семьи, который нередко оказывается зависимым от порнографии или заводит подружку на стороне. Такие истории не редкость.
ebooksa