Однако, когда мы задаемся вопросом, откуда берутся у мужчины те или иные переживания, диктующие его жестокие поступки, мы вступаем на еще более топкую почву.
На этом этапе стоит сделать шаг назад и напомнить, насколько сложно устроено то явление, которое мы анализируем, и как много в нем случайного. По выражению нобелевского лауреата, нейрофизиолога сэра Джона Экклса, «мозг настолько сложен, что поражает генерируемое им же самим воображение». [22] Это система, включающая в себя 86 миллиардов нейронов, каждый из которых может формировать около 5000 синапсов (то есть соединений) с другими нейронами. Округлое серое водянистое вещество у нас между ушами, состоящее из жиров и белков, может производить сотни миллиардов синаптических связей! Они и определяют нашу личность: влияют на работу органов чувств и особенности характера, на наши предпочтения и неприязнь, а также лежат в основе реакций на окружающую среду, в том числе и на склонность к насилию.
На синаптические связи влияют гены, гормоны, переживаемый опыт и культурная среда. Нейрофизиологи наблюдают за движущимися нейронами в действии, но они не могут поместить их в чашку Петри и синтезировать в ней фрагмент человеческого сознания. Ученые вообще не в состоянии точно определить место, в котором оно формируется. Каким образом активность нейронов преобразуется в наше осознание себя разумными существами? Почему поведение людей способно варьироваться от самопожертвования до садизма? А может, настроение и поступки меняются в зависимости от деятельности бактерий в нашем желудочно-кишечном тракте? (Эту тему недавно начали изучать ученые из Калифорнийского университета. [24]) Существуют теории, объясняющие эти сложные механизмы и позволяющие составить общую картину того, как они работают. Но веских
В поисках ответа на ключевой вопрос, почему мужчины бывают жестоки к женщинам, нам придется обследовать неведомую и таящую массу загадок территорию.
С начала 1970-х эта противоречивая тема вызывает множество бурных споров среди интеллектуалов. Я могла бы посвятить целую главу разным идеям и моделям, претендующим на то, чтобы объяснить природу насилия[62]. Но все же давайте остановимся на двух доминирующих теориях – «феминистской» и «психопатологической». Их громогласные сторонники настаивают, что знают
Посмотрим, как соотносятся друг с другом две эти модели.
Все в нашем сознании
Строгие приверженцы психопатологической теории считают, что корни домашнего насилия стоит искать в психических расстройствах, химических зависимостях и детских травмах. К гендерным вопросам и патриархату абьюз, по их мнению, не имеет или почти не имеет отношения. Некоторые вообще исключают из задачи пол, как не имеющий отношению к делу и отвлекающий внимание на постороннее. «Нет научных оснований подходить к этой проблеме с гендерных позиций, – заявил изданию
Как же вылечить такого больного? Психопатологическая теория видит решение в КБТ, когнитивно-бихевиоральной терапии. Она позволяет обнаружить искажения в мышлении, которые заставляют человека выплескивать агрессию. Пациенту показывают, в чем состоит сбой, и это облегчает путь к коррекции. Подобная терапия проводится один на один или в группах, где психологи или ведущие-модераторы также обучают абьюзеров новым способам коммуникации и управлению гневом. Кроме того, они рассказывают им о полезных стратегиях, таких, как «таймауты». Идея такова: раз агрессор некогда «научился» прибегать к насилию, то теперь с помощью специальной работы над собой может «разучиться».
Исследования домашнего насилия показывают, что абьюзеры действительно довольно часто страдают психическими расстройствами, особенно так называемыми «антисоциальными» патологиями, такими, как социопатия, психопатия и пограничное расстройство личности. И все же на данный момент наука не подтверждает гипотезы психопатологов о том, что склонность к жестокости всегда можно диагностировать как болезнь.
Эдвард Гондольф, американский эксперт по насилию в семье, решил проверить психопатологическую теорию на практике. Он наблюдал за 840 домашними тиранами в четырех городах США. [26] Среди них удалось выделить лишь немногочисленную группу тех, кого технически можно признать больными (большинство в этой группе страдают нарциссистским или антисоциальным расстройством). А подавляющее большинство абьюзеров-подопечных Гондольфа имели не больше психических отклонений, чем любой другой, самый обычный мужчина[64]. Что до предположения, что мальчики, переживая детские травмы, с юных лет учатся насилию, то его частично опровергли другие научные работы. Юноши, которые росли среди агрессии, во взрослом возрасте действительно имеют бóльшую предрасположенность к тому, чтобы мучить своих домашних. Однако недавно опубликованный обзор целого ряда материалов на эту тему называет связь между пережитым в детстве жестоким обращением и последующей склонностью к насилию «слабой или средней». [27]
Одни специалисты считают, что лишь психически нездоровые люди могут причинять боль, называя это любовью. Другие полагают, что дело не в отклонениях психики, а в неправильной системе ценностей.
В своем бестселлере «Почему он делает это?» (
Применение чисто психопатологического подхода к оценке домашнего насилия много критиковали, но к этому мнению по-прежнему прислушиваются в обществе. За последние 15 лет эта теория начала всерьез влиять на государственную политику по исследованию проблем жестокости в семье. Это создает сложности для всех нас, потому что до этого глобального сдвига Соединенные Штаты были поставщиком лучших научных работ на эту тему. Теперь финансирование иссякло, точнее, оно перенаправлено в другое русло – от специалистов по абьюзу к тем, кто занимается изысканиями в сфере расстройств личности. «Мы не проводили новых исследований, потому что теперь невозможно получить грант от федерального правительства на изучение домашнего насилия, – сетует Джон Готтман. – Власти решили, что все это проблемы работы мозга, поэтому им неинтересно более спонсировать наблюдения психологов за тем, как развиваются отношения в паре».
Эми Холтсворт-Мунро отмечает ту же тенденцию. «В какой-то момент финансирование изменило курс, и было объявлено, что средства пойдут прежде всего на изучение диагнозов, внесенных в Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам[65]. Так что я понимаю, что по насилию как таковому будет меньше работ, и точка!»
Всем нам было бы проще верить в то, что домашние тираны – просто больные люди, заметно отличающиеся от нормальных граждан. Но невозможно игнорировать неудобную правду: насилие и садизм иногда порождается сознанием, в котором нет никаких клинических расстройств. Прошло более пятидесяти лет с тех пор, как Ханна Арендт[66] вскрыла для всех «банальность зла» на примере Адольфа Эйхамана[67] – нацистского преступника, организатора массовых убийств евреев и представителей других неарийских народов, которого признали вменяемым несколько именитых психиатров. Но нам по-прежнему трудно поверить, что психически здоровый мужчина может совершать поступки с невиданной жестокостью.
Все дело в патриархате
Фанатичные приверженцы феминистской теории считают психопатологическое объяснение «троянским конем», созданным для защиты патриархата. Их опасения понятны: большую часть ХХ века в психиатрии доминировали женоненавистники, обвинявшие жертв в совершенном над ними же насилии и часто приписывавшие им необоснованные диагнозы – мазохизм, истерию. Феминистки полагают, что домашнее насилие – естественный побочный продукт патриархата, то есть системы, в которой мужчина считает своим долгом доминировать над женщиной. Он подавляет ее или в крайнем случае просто с ней не считается. Сторонники этой теории уверены, что личная история абьюзера не является решающим фактором при проявлении им агрессии: психические патологии, воспитание, злоупотребление психоактивными веществами, принадлежность к определенному социальному слою могут повлиять на поведение насильника, но не являются
Представьте себе, что абьюзер – это комната, а токсичные гендерные стереотипы (типа, «женщина должна заниматься домашним хозяйством», «настоящие мужчины не плачут», «девушки часто выдумывают изнасилования, чтобы отомстить парню») – это пол в помещении. На полу может стоять много «тяжелой мебели» – алкоголизм, наркомания, психические расстройства, детская травма, безработица и т. п. Каждая комната уникально обставлена; иногда в ней так тесно, что пола и не видно. И все же он держит все нагромождение мебели. Иными словами, гендерные установки являются основой всех ожиданий мужчины от жизни и всех его поступков. Получается не так важно, какими именно «предметами интерьера» он еще отягощен.
Основное утверждение феминистской теории гласит, что представители сильного пола, приверженные жестким гендерным стереотипам, более склонны к абьюзу. Такой взгляд на проблему сложился в результате многолетних наблюдений, научной работы, а также общения с жертвами насилия в приютах, больницах и в судах. Одно исследование за другим демонстрировали [29], что мужчина скорее применит насилие к партнерше, если:
ebooksa