– У него не было времени. Он и так проделал безумную работу.
– А теперь, – сказала Фруасси, взглянул на свои часы, – он спит.
– Да.
– Сегодня уснул раньше обычного.
– Это из-за эмоций.
Фруасси уже опустила руки на клавиатуру и не слушала его.
– Лейтенант, – окликнул он ее, похлопал по плечу. – Когда ближайший поезд на Ним?
– В пятнадцать пятнадцать, прибывает в восемнадцать ноль пять.
Адамберг вошел в кабинет Вейренка.
– Мы снова туда едем, Луи, в Мас-де-Пессак. Этот негодяй рассказал не все.
– Ковэр? Мне он показался сумасшедшим и очень милым.
– Но он защищал отца. Из-за него мы потеряли несколько дней. Поезд в пятнадцать пятнадцать. Пойдет? Вечером вернемся.
Во время поездки Адамберг рассказал Вейренку о новых фактах, о содержавшихся в неволе девушках в Ниме, о своей уверенности в том, что папаша Сеген работал в сиротском приюте. И только своему другу, ему одному, он поведал об операции по удалению больного зуба, произведенной на острове Ре. Вейренк стал что-то насвистывать – так он выражал свои чувства. Адамберг определял, что с ним творится, по мелодии. На сей раз это были потрясение, оцепенение, задумчивость. Целых три мотива.
– Значит, мы собираемся вытащить информацию из милейшего доктора Ковэра, не имея ни малейших доказательств того, что папаша Сеген трудился в приюте? Так?
– Да.
– И как мы это сделаем?
– Мы будем это утверждать. Твой дядя целый год работал там учителем.
– Да неужели? И как звали моего дядю?
– Фруасси нашла мне одного преподавателя, который временно замещал другого. Твоего дядю зовут Робер Кантен.
– Предположим. А предмет?