Завещание ночи. Переработанное издание

22
18
20
22
24
26
28
30

Олег пролетел три метра до стены с аквариумом и врезался спиной в стекло. Раздался звон, потоком хлынула вода, рыба-телескоп жалко забилась на полу, судорожно хлопая плавниками. Рысьеглазый лежал посреди всего этого разгрома, не шевелясь, — похоже, он пребывал в глубокой отключке. Ботинки у меня с секретом — носки и задники обиты тонкими полосками стали, обтянутыми сверху кожей, так что с виду они ничем не отличаются от обыкновенных. В свое время эти кастеты для ног обошлись мне совсем недешево, но жизнь показала, что это разумное помещение капитала.

Грохнул выстрел.

Где-то за моей спиной взорвалась роскошная китайская ваза. Резкой болью обожгло шею — туда впились фарфоровые осколки.

Вика стояла в классической позе американского шерифа, держа пистолет Сергея двумя руками и широко расставив длинные ноги, и готовилась выстрелить в меня второй раз.

Я швырнул в нее «Осой».

Когда Вика назвала меня «мужской шовинистической свиньей», она была по-своему права. Я глубоко убежден, что разница между мужчинами и женщинами огромна. В том числе и на уровне поведенческих реакций.

Как поступил бы Олег в аналогичной ситуации? Сначала бы выстрелил, а потом попробовал бы уклониться. Не потому, что он спецназовец, а потому что мужчина. А женщина — готов поспорить, что любая женщина — первым делом уклонилась бы от летящего в нее предмета.

Вика была женщиной.

Я врезался в нее прежде, чем она успела вновь навести на меня оружие. Ударил плечом в живот и швырнул на пол. Отобрал пистолет — это оказался пижонский браунинг хай пауэр — и развернулся к остальным участникам шоу.

Валентинов, колыхаясь, как огромный кусок желе, бочком-бочком пробирался к письменному столу. Олег по-прежнему лежал, не двигаясь, и я даже забеспокоился, не убил ли я его. Заика-гард пытался подняться, опираясь на перевернутый ломберный столик. Я подошел к нему и не слишком сильно ударил рукояткой браунинга в основание черепа. Он хрюкнул и упал лицом в осколки расколотой хрустальной пепельницы. Деньги, рассыпавшиеся при падении столика, лежали на полу вперемешку с картами, к ним уже подбирались первые веселые струйки воды из бывшего аквариума. Бардак, одним словом, был жуткий.

Я навел браунинг на Валентинова.

— Вернитесь и сядьте в кресло.

Он остановился и посмотрел на пистолет. На мгновение его блинообразное лицо словно бы собралось в гармошку, и я даже испугался, что он заплачет. Но он не заплакал, а молча выполнил мой приказ.

— Вы совершаете огромную ошибку, Ким, — проговорил Валентинов. — Вы же понимаете, что подписали себе смертный приговор?

— Нет, это ты не понимаешь, Пузяра, — сказал я проникновенно. — Я к тебе пришел, как к человеку, а ты фуфлометом оказался. Да еще вещь, которая серьезным людям принадлежит, скрысятничал. Не по понятиям живешь, фраер.

По-прежнему держа его на прицеле, я подошел к Олегу и осторожно наклонился над ним. Рысьеглазый, к счастью, дышал. Я скрутил ему руки его же ремнем. Теперь за тылы можно было не беспокоиться.

— Чаша, — сказал я, возвращаясь к Валентинову.

— Нет, — хрипло отозвался толстяк. — Он тяжело и прерывисто дышал. — Ты ничего не получишь, пацан. Я тебя урою, понял? Да за мной такие люди стоят…

— Нет времени спорить, — оборвал я его. — Или ты отдаешь мне Чашу, Пузяра, или я просто прострелю тебе башку.

Я подошел вплотную к огромной туше и рукояткой пистолета ударил Валентинова по лицу. Впечатление было такое, что я ударил по тарелке со студнем.