— За каким чертом им это надо?
— Затем, что это всего лишь река. То, что некоторые люди называют этот берег Ванстерландом, для баньи не значит ничего. А уж для Шадикширрам тем более. Погоня связала их вместе, сплотила их, как нас — наше бегство. Они соорудят свои плоты и ринутся дальше, а стремительная река, так же как нам, не даст им пристать к берегу. До тех пор, пока они не прибудут сюда. — И Ничто улыбнулся. Когда же улыбался Ничто, Ярви обязательно охватывало беспокойство. — И они высадятся на берег, усталые, промокшие и ошарашенные, как мы сейчас. Тут-то мы на них и набросимся.
— Мы набросимся? — подал голос Ярви.
— Вшестером? — спросил Анкран.
— Против двадцати? — буркнул Джойд.
— С учетом однорукого мальчишки, женщины и кладовщика? — бросил Ральф.
— Вот именно! — Ничто растянул улыбку шире. — Вы думаете в точности так, как я!
Ральф уперся локтями в песок.
— Такого, чтоб думал, как ты, наверняка нет на всем белом свете!
— Испугался?
От смеха у старого разбойника едва не треснули ребра:
— Когда ты с нами? Ты, на хрен, прав — мне страшно!
— А говорил, в тровенландцах горит огонь…
— А ты говорил, гетландцы сильны дисциплиной.
— Да сколько можно, только не это опять! — выругался Ярви, вставая. Сейчас на него нахлынул гнев — не пылающая и безрассудная ярость отца, а расчетливая, терпеливая материнская злоба, холодная, как зима, которая вымораживает изнутри весь страх.
— Если придется сражаться, — сказал он, — нам нужна площадка поудобнее этого берега.
— И на каком же поле мы покроем себя ратной славой, о государь? — спросила Сумаэль, ехидно поджав губы.
Ярви замигал, осматривая лес. Где же им встать?
— Вон там? — Анкран указал на каменистый обрыв над рекой. Против солнца разобрать было трудно, но, прищурившись, Ярви заметил что-то похожее на развалины, венчавшие вершину утеса.
— Что это было за место? — спросил Джойд, ступая под арку — при звуке его голоса с разбитых стен сорвались птицы и, хлопоча крыльями, взмыли в небо.