Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это строили эльфы, — ответил Ярви.

— Боженьки, — пробормотал Ральф, вкривь осеняя себя отгоняющим зло знаком.

— Не беспокойся. — Сумаэль беззаботно раскидала ногой кучу прелых листьев. — Сейчас-то эльфам откуда тут взяться?

— Их нет уже тысячи и тысячи лет. — Ярви провел ладонью по стене. Сделанной не из кирпича и раствора, но гладкой, твердой, без единого стыка. Скорее отлитой, чем возведенной. С ее искрошившегося верха торчали металлические прутья, беспорядочно, как шевелюра недоумка. — Со дней Сокрушения Божия.

Перед ними лежал большой чертог, с горделивыми колоннами по обеим сторонам, со сводчатыми проходами в боковые комнаты — справа и слева. Но колонны давным-давно покосились, стены паутиной заволок мертвенный вьюнок. Фрагмент дальней стены целиком исчез — его взяла себе река, жадно ревущая далеко внизу. Крыша обрушилась за века, и сверху над пришедшими белело небо да высилась полураздробленная, увитая плющом башня.

— Мне здесь нравится, — сказал Ничто, меряя шагами щебнистую почву, с верхним слоем из опалых листьев, гнили и птичьего помета.

— Ты ж вовсю рвался остаться на пляже, — заметил Ральф.

— Было дело, но здесь местечко покрепче.

— Было бы, если б стояли ворота.

— Ворота лишь оттягивают неизбежное. — Ничто сложил большой и указательный пальцы в колечко и посмотрел сквозь него ярким глазом на пустой проем входа. — Погоня заявится к нам себе на погибель. Их ждет воронка, где их число не сыграет никакой роли. Это значит — мы еще можем выиграть!

— Выходит, твой предыдущий план предрекал нам верную смерть? — спросил Ярви.

Ничто ухмыльнулся.

— Единственное, что в жизни верно, — так это смерть.

— Молодец, умеешь укрепить боевой дух, — буркнула под нос Сумаэль.

— Нас превосходят четверо к одному, половина из нас — не бойцы! — Анкран обреченно закатил глаза. — Я не могу позволить себе здесь подохнуть. Моя семья…

— Веруй, кладовщик! — Ничто одной рукой сграбастал за шею Анкрана, а другой — Ярви, и с поразительной силой притянул их друг к другу. — Если не в себя, так в других. Теперь мы — твоя семья!

Если уж на то пошло, то прозвучало это еще фальшивей, чем те же слова Шадикширрам на борту «Южного Ветра». Анкран смотрел на Ярви, и Ярви оставалось только вылупиться в ответ.

— А еще отсюда не выйти наружу — и это здорово! Человек упорнее бьется, когда знает, что бежать некуда. — Ничто стиснул их на прощание, затем запрыгнул на основание сломленной колонны, обнаженным клинком показывая на вход. — Здесь встану я и здесь приму на себя главный удар. По крайней мере, псов по реке они не отправят. Ральф, ты с луком залезешь на башню.

Ральф долго приглядывался к ветхой, крошащейся башне, затем к лицам друзей, и наконец его поросшие сединою щеки испустили тяжкий вздох.

— Да, скажу я вам, печально вспоминать смерть поэта, но я-то воин, и мне на роду написано уйти до срока.