Франческа

— Праздник урожая, — ответил мужчина так, словно все должны были это знать.

— А когда он будет?

— В пятницу и субботу.

— О чем ты врешь на этот раз? — прозвучал у меня за спиной чей-то голос.

Я обернулась и увидела женщину в цветастом платье и накинутой поверх него кофте. Ее я сразу узнала — видела в кондитерской с маленькой дочкой.

— Я никогда не лгу, — важно проговорил мужчина. — Я просто рассказал фрёкен Мильд, что в выходные у нас будет этот чертов праздник.

Женщина оглядела меня с головы до ног таким взглядом, который я никак не могла истолковать. Любопытство? Неприязнь? Потом она вдруг улыбнулась и сказала, что у нее будет вечеринка перед началом праздника урожая.

— Приглашаю всех, — сказала она, взглянув на мужчин, а потом на меня. — И тебя тоже. Будут песни, танцы и…

— И чертовски много выпивки, — сказал тощий. — У Бетти всегда так много вкусного питья.

— Прекрати издеваться, — сказала женщина.

Голос ее внезапно прозвучал сурово.

— Да какая же это издевка? — крикнул ей вслед мужчина. — Это же правда! Истинная правда, Бетти!

Бетти не ответила, а тощий покачал головой и проворчал что-то по поводу того, что от этой дамочки никогда не знаешь, чего ждать.

В церкви Гюльспонга я несколько раз бывала на утренней рождественской службе и всегда представляла ее как самую обычную церковь. Но теперь она показалась величественной и притягательной — по сравнению с часовней в Адамсберге. Могилу Поля я нашла сразу. Она располагалась в одном из проходов под сенью больших каштанов. Его надгробный камень был сделан из такого материала, что выделялся на общем сером фоне. Похоже, зеленый мрамор. Я медленно провела пальцем по надписи на камне.

«Наш любимый Поль Бергман, 29.01.1972–01.09.1989»

Я опустилась на влажную траву. Потом легла — так, как, мне представлялось, лежал в своем гробу Поль, сложив руки на груди. Или Поля кремировали? А если нет — неужели червяки уже начали копошиться в его глазницах?

Я резко заморгала, чтобы отогнать страшную картинку. Он все равно ничего не чувствует. Он там, где нет ничего, утешала я себя. Он вернулся туда, где находился до рождения — где ничего не чувствует и не видит, даже тьму.

Крепко закрыв глаза, я почувствовала, как влага проникает сквозь одежду. Я должна была бы замерзнуть, но, как ни странно, мне было тепло. Я представила себе, как Поль лежит там, подо мной, и теперь я не видела у него в глазах червей — он представлялся мне живым, загорелым и оживленным.

«А ты знаешь, что, если котенку завязать на некоторое время глаза, то он так и не научится видеть? Это как окно, которое, если его закрыть, уже никогда не откроется».

Я проснулась от того, что кто-то прикоснулся ко мне. Кладбище уже погрузилось во тьму, я закричала в голос, когда увидела перед собой мужчину с граблями. Попыталась быстро вскочить, однако я окоченела и тело не слушалось.