Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде»

22
18
20
22
24
26
28
30

Я молча подал ему канистру, и Тимур стал лить желтую вонючую струю – то ли керосин, то ли бензин – на белобрысую голову, куртку и штанишки визжащего Отто.

– Вторую канистру! – жестко приказал Тимур.

Я подал вторую, Тимур вылил и ее.

– Спички! – скомандовал он. – На плите должны быть. Или рядом на жестянке. Что ты копаешься, Петька! Давай…

Он отошел на шаг, пинком отбросил верещащего Отто, чиркнул спичкой и кинул ее вперед. Навстречу рванулось пламя, и мальчишка тут же превратился в жарящий факел, крутящийся по полу в агонии.

– За Пашку, – сказал Тимур. – За то, чтоб никогда не было войны. Сгори в аду, будущий анфюрер.

– Жесть, – осуждающе произнесла Анка и отвернулась.

– Наше дело правое, – отрезал Тимур.

– Коза ностра правая, – зло пробурчала Анка.

– Чего? – удивился я.

– Коза ностра в переводе – «наше дело». Не знал?

– Хватит! – оборвал Тимур. – Дома отворчишься. Нам надо закончить.

Факел тем временем последний раз плюнул искрами и погас – похоже, жидкость слишком быстро выгорела. Обожженный мальчик теперь казался еще более тощим и жалким. Лицо его почернело и скорчилось так, что я не смог разглядеть, открыты ли его глаза. Похоже, он был без сознания, мелко дрожал и подергивал конечностями.

– Жесть… – снова произнесла Анка. – Он же еще ничего не сделал!

– Он сделает, Анка, поверь. Этот – сделает.

– Можно было просто застрелить…

– А как же бог? – повернулся Тимур. – Как же маленькая Анка с камушком в руке? – Он повернулся ко мне: – А ты, Петька? Жесть, да? Как же прадед в танке? Как же тетя Люда?

– Так нельзя, – Анка сжала зубы. – Пристрели его, он мучается. Так нельзя.

– У меня пустой магазин, пристрели сама, и уйдем.

Анка подняла свой автомат и нервно нажала спуск. Раздался сухой щелчок. Мы не успели ничего сказать, как Анка рывком сбросила его и схватила со стола большой кухонный тесак.