— Я начну издалека, если позволишь, а ты слушай и не перебивай, договорились? Был по весне случай. Три дурака влезли в здание сберкассы, на Каландаришвили, дом такой красный, приметный, знаешь?
Леха кивнул.
— Ну, так вот, все трое были, мягко говоря «не в себе». Мы сперва думали обдолбаные, и так оно конечно и было, только вот вели они себя странно — действовали как на автомате, убежать даже не пытались, а когда в себя пришли, ни один из троих, так внятно и не смог объяснить, как они возле этой сберкассы оказались. В один голос говорили, что сидели где-то на двести втором районе на песках.
— Ну и… к чему это?
Николай поглядел укоризненно:
— А я говорил не перебивать? Вот и слушай дальше. В общем, ещё случай был, совсем недавно — в конце лета. Кафешка такая есть, на проспекте, — он пощелкал пальцами, — ну ты знаешь, открытая такая, между «Туймадой» и Ленина.
Леха кивнул.
— Так вот, залетел какой-то бык и молча совершенно, схватил кассовый аппарат и попытался слинять. Меня там не было, район не наш, но ребята говорят — дрался как бешеный, будто бы не замечая вокруг себя ничего, и боли не чувствуя, на силу скрутили. А как в себя пришел, никак понять не мог, как он в отделении очутился и почему на нем наручники — клялся-божился, что отдыхал с ребятами на подъезде у себя, отгадай где?
— Откуда я знаю?
— На двести втором, дурная башка, а как на проспекте очутился, и знать не знает. Кстати парнишка тоже был обкуренным, да и при себе у него дурь была. И знаешь что самое интересное?
Николай понизил голос и заговорщицки поглядел на друга.
— Один друган рассказал, что к ним, вернее в коллеге его, заходил в то время мужичок — бывший разведчик, спецназовец какой-то. Так вот, поглядел он на парня и сказал, что точно также ведут себя люди, когда их особым способом обработают ребята из какого-то там сверхсекретного ведомства. Чтоб значит, тайны государственные никому не выдали, память стирают начисто. Но там, говорят, неделями с людьми работают, а тут — ну часа три-четыре, не больше, а с тем же эффектом.
— Ну и? Леха явно был в тупике.
— А вот ту я перехожу к самому интересному. Ни тот громила, ни те трое, как их не крутили, так и не смогли ответить на один простой вопрос — кто им дурь, продал. Вернее, описать то они все описывали, но получалось у них как-то стремно.
— Коля, ты может ме… — Леха покосился на вывеску, — милиционер хороший, но рассказчик из тебя — фуфло. Давай по делу?
Тот усмехнулся.
— Они могли в деталях описать, что они делали до сделки, о чем говорили сами, как отсчитывали деньги, но не запоминали ни одной характерной детали — ни особых примет дилера, ни цвета глаз, ни даже его национальности и тембра голоса. «Обычный такой парень», примерно так это у них и звучало.
Леха вытаращил глаза и побледнел:
— Слушай, а ведь тот паренек, которого я видел. Слушай, а ведь и, правда — я его себе хорошо представляю, память у меня вроде нормальная, но вместо лица — сплошное размытое пятно.
Друг был доволен эффектом.