Остров

     - Перелетная птица. Всегда появляется неожиданно. А впрочем, спроси лучше

 Дугласа, он, наверное, знает.

      Ричи неожиданно  наклонился и тихо поцеловал ее в щеку рядом с ухом.  Его руки на мгновение коснулись ее плеч и Лиз замерла, пронзенная невыносимо сладкой болью. Резкий сигнал автомобиля напомнил моряку о времени и он, на ходу надевая  фуражку, крикнул:

      - Поцелуй от меня сестру.

      Выскочившая за  ним девушка увидела только,  как он почти на ходу вскакивает в армейский   джип, который через мгновенье скрылся за поворотом дороги.

      Лиз безжалостно  испортила матери и крестному благодушное настроение после прогулки сообщением о смерти канадца.  И  те, занятые возникшей проблемой, ни как не реагировали на ее желание перебраться в коттедж возлюбленного сестры.  Тессу  больше заботил отъезд любовника, а Лиз в переезде увидела возможность отвлечься от болезненных воспоминаний.

      Коттедж Ричи - точная копия того, в котором их  разместили раньше, отличался лишь обстановкой. Если в их доме только столовая  была в стиле Тюдоров,  а остальные комнаты обставлялись веселым итальянским и французским барокко, то здесь преобладала высокая готика,  даже в спальнях и поэтому комнаты казались довольно мрачными.

      Расстроенная отъездом  моряка,  Тесса была рада соседству сестры и подруги,  так как и не помышляла изменять «ложу  любви».  Лиз выполнила просьбу моряка,  а глаза Речел подсказали, что той боязно оставаться без близкого соседства подруг. Таким образом, они  опять оказались в смежных комнатах второго этажа, а по сути, в одной постели.

      Заботы Саэко естественно распространились и на новоселов. Уже через  день  Лиз  привыкла к обстановке и была рада такому повороту дел.  Подруги опять оказались наедине, а ожидавшийся недолгим шторм,  превратился в затяжное ненастье, такое редкое в это время года.  Доступ к раскопкам был закрыт и  предстояло как-то коротать вынужденное безделье,  тем более,  что сильный ветер с дождем не сулил ничего хорошего вышедшим из дома.

      Впервые за все время после приезда матери, Лиз почувствовала здесь, что Речел начала успокаиваться и даже проявила интерес к пачке фотографий,  которую всегда  держала  под  рукой Тесс. Ричи был на них запечатлен во всех мыслимых видах и порой слишком был  похож на Дика.  Лиз хотя и посмеивалась снисходительно над сентиментальной прихотью сестры, но не  могла не признаться себе, что с появлением юноши, сама начала томится приступами желания, заставлявшими ее  придаваться  уединенным ласкам.

      Еще  пару  недель  назад  мысль о близости с мужчиной заставила бы девушку содрогнуться.  Даже к Дику отношение было чисто платоническое.  Но  откровенная  влюбленность  в  моряка младших сестер и бурный роман его брата с Тессой колол не только ее  самолюбие. В ней просыпалось,  никогда ранее не ведомое чувство ревности и утраты. Здесь, в комнате сестры фотографии  опять всколыхнули желание, а такое доступное тело подруги поманило, стало  единственным  средством  спрятаться  от  горьких мыслей и утолить обуревавшую ее страсть. Благодарный ответ Речел  на  мимолетную  ласку Лиз  все решил наперед.  Тессу, зная, что в последние дни любовных забав ей хватало,  она пригласила только  по привычке и была даже удивлена,  когда сестра живо согласилась.

      Подруга оказалась ненасытной, и ненастье скоротали, почти не выходя из дома.  Саэко и ее девушек не стеснялись, и она,  а за ней и ее помощницы, как-то незаметно присоединилась к милующейся троице.  Японки, изощренной опытностью, Лиз удивили и приняли живое участие в забавах. Исчезали они поодиночке и редко все вместе, только, когда приходило время трапезы, и необходимо было обслужить обитателей соседнего  коттеджа.  Подкравшаяся  ночь заставала обычно всех, дремлющими,  где придется, в благодатной истоме.

***

   Грезы сладкого  сна вдруг растаяли, и девушка поняла,  что пробудилась  совершенно.  Цикады, от которых успели  отвыкнуть,  за время ненастья неистовствовали и разбудили Лиз. Утомление от вечерних развлечений ушло. Сон освежил,  наполнил тело бодростью,  а  с  ней опять ожили желания.  Девушка открыла глаза, но не спешила выдать свое пробуждение  каким либо движением.  В сладкой  неге она  отдавалась  просыпавшемуся сладострастью.  Воспоминания о вчерашних играх возбуждали ее вновь, и она невольно  чувствовала,  как напрягаются соски набухающих грудей,  а чресла сводит истома.

      С неведомым  ранее  смущением  она вдруг призналась самой себе, что все прошлое пренебрежение к мужчинам основывалось на простой истине. Секс стал так же привычен, как утреннее умывание, а смена партнеров  вызывала  скуку.  Ей  никогда  еще  не встречался мужчина, который не пошел бы в ее постель по первому же зову и все,  что касалось другой половины  рода  человеческого, было окрашено для нее ореолом высокомерного презрения. Шок насилия, предательство любовника, казалось, совсем загасили огонек  желания  в душе юной красавицы. Однако чистое бескорыстие мальчика-пилота,  полное безразличие  его  брата-моряка впервые  заставили усомниться в том,  что для нее было непреложной истиной, а романтическая связь  сестры,  сделала  Дика объектом вполне определенных грез.  Томление плоти, в эти дни, вдруг снова вспыхнуло с остротой знакомой лишь только в ранней юности.

      Ненасытное тело опять желало. Пригрезившийся любовник был недосягаем, а ждать было не выносимо. Любовные игры с подругами не могли дать всего, что ей было необходимо, но и этого было довольно для того, чтобы умерить страсть. И Лиз хотела прикосновений, прекрасных тел,  ласки чутких девичьих рук,  горячих  губ.  Подруги,  которые все это могли дать были рядом.  Она видела обнявшихся во сне Тессу и Речел, чувствовала  тепло обнаженного тела Саэко.  Слышала спокойное дыхание Ети, сумевшей прошлым вечером в очередной раз удивить ее своим изощренным искусством и знанием самых сокровенных тайн женского тела.

      Воспоминание было настолько новым и острым, что она почти  поддалась искушению и руки, уже лаская, блуждали по обнаженному телу,  когда порыв теплого ветра принес через распахнутую дверь террасы  острый  аромат ночного великолепия умытого дождями сада. 

      Запах растений. Звон цикад.  Отвлекли, позвали в открытую дверь террасы. Не утруждая себя поисками одежды,  Лиз осторожно выскользнула к перилам балюстрады. Шторм окончился. Ночь разогнала пелену надоевшего дождя. Опрокинула над головой бездонную черноту небосвода. Ночь расцветила его драгоценными россыпями звезд. Сплела из них  гирлянды созвездий, казавшиеся особенно яркими, умытыми после прошедших ливней. Волшебница Ночь призвала южный ветер. Смерила его рожденное африканскими пустынями знойное дыхание. Ночь напоила его дуновения благодатными испарениями, проснувшейся от влаги земли, ароматами   оживших растений, смолистыми запахами кипарисов и средиземноморской сосны, благоуханием цветущих розовых кустов. И над всем великолепием этой Ночи гремел,  славящий ее хор цикад.

      Лиз замерла  в немом изумлении и не могла отвести глаз от чарующей картины,  открывшейся перед ней.  Неровный край  скалистой гряды, растения сада, освещал лишь неверный свет звезд. Луна еще не взошла или уже успела скрыться за горизонт.  И все казалось особенно призрачным,  околдованным магией великой кудесницы Ночи.

      Пробудило ее от грезы острое чувство опасности.  Отчетливое ощущение странной смеси сырой свежести, даже холода и едкого запаха горящей серы и смолы. Глаза ничего  не  видели,  пока  в ближнем  углу террасы не возник зыбкий кокон,  такого же призрачного, как все вокруг света, из которого сложился полупрозрачный призрак мертвеца. 

      Кошмары, мучившие Речел, добрались, наконец, и до нее. Девушка не видела лица покойника, но не сомневалась в том,  кто посетил ее.  Любимая ученица и помощница Георга, она сохранила хладнокровие и даже с удивлением отметила,  что воспринимает происходящее, как один из спектаклей, участвовать в которых ей приходилось не раз. Хорошо зная все приемы крестного и его подручных, она деловито прикидывала,  каким образом добились столь интересного эффекта,  как вдруг приведение исчезло и явилось ближе к входу в комнату. Призрак явно преграждал ей дорогу к подругам, но самое главное он был ближе к ней, и она могла отчетливо видеть пятна тления на его ухмылявшемся лице. На изуродованном, безглазом лице, но отнюдь не  Рона. Лиз посетил призрак Джона. Предательский озноб страха начал сокрушать привычный цинизм опытной актрисы.  Призрак  был  полупрозрачен, явно имел объем и мог перемещаться в пространстве - делом рук человеческих это быть не могло.  В душе, всегда верившей  только в одно божество,  поднималась паника и когда призрак,  возник в очередной раз почти рядом, с протянутыми к ней руками,  крик ужаса застрял в горле.  Ноги стали ватными, и сознание предательски начало мутиться.